Осколок его души - Марина Александрова

— Что? — севшим голосом, переспросила я, борясь с яростью, что огненным цветком распускалась у меня в душе.

— Парящие, — провел он рукой по волосам, — всё довольно сложно… невозможно было доказать, что твой отец не был причастен к поджогу…

— Невозможно или так было проще всего? — прошептала я.

Ис Пэа глубоко вздохнул, вновь отведя взгляд, и замолчал на некоторое время. Мне до ужаса хотелось его встряхнуть! Заставить говорить! Но я понимала, что при всем моём желании мне это не удастся, если он сам этого не захочет.

— Ис Тарон сообщил мне, что ты вошла в круг в тот же вечер, как цепь замкнулась, — заговорил он. — На самом деле, мы готовились кое к чему другому… изначально. Но, пожалуй, мне необходимо собраться с мыслями, и рассказать тебе всё по порядку. Нельзя больше тянуть с этим. По большому счету, всё и так слишком запуталось. После того, что случилось в Турийских лесах, вопрос о самом существовании вашего рода встал очень остро. Императрица и дядя Китарэ, Ис Нурак, как и большая часть эвейев, имеющих вес в нашем обществе и сопричастная к внутренним делам государства, настаивала на немедленном искоренении Игнэ, — Ис Пэа поджал свои тонкие губы, точно раздумывая над тем, как продолжить свой рассказ. — И тут, тебе следует знать кое-что, что могло бы многое прояснить по части вопросов относительно «почему». Как ты думаешь, сколько полноценных сформированных драконов получится из тысячи эвейев, что решат отправиться за полотно?

Я не знала ответа на данный вопрос, но могла догадываться, что не так уж и много. Не просто так, огненные эвейи почти вымерли, а другие, сформировавшиеся полностью драконы, имеющие вторую ипостась, такая редкость, что впервые мне довелось их встретить именно в Мидорэ.

— Сто? — наугад сказала я, желая лишь поскорее услышать продолжение рассказа.

— Десять, — скупо ответил Ис Пэа. — Десять Ив, а при условии, что сейчас в храме вас не более трех сотен, то арифметика выходит так себе. Это в этом году готовится войти за полотно полноценная нить, но сама понимаешь, что наследники входят в силу не каждый год. Обычно, два максимум три дракона возвращается из-за полотна. Остальные так и не обретают своего отражения, но зато получают доступ к магии и к управлению стихиями в определённых рамках, конечно. Как ты думаешь, чьё право на власть и силу в обществе, роде, в одном конкретном доме, не может быть оспорено, кем бы то ни было другим в роду?

— Власть обретшего отражение за полотном неоспорима, — ответ на этот вопрос любой эвей знал с детства. Во главе рода может быть лишь тот, у кого есть вторая ипостась.

— Не для всех твой ответ показался бы справедливым, — тонко улыбнулся мужчина напротив меня. — Император знал, что есть те, кто считают иначе. Он приехал в Турийские леса не только… мм… с дружеским визитом, ему необходимо было заручиться поддержкой своих людей, не вызывая при этом подозрений со стороны…

— Вы говорите о том, что был заговор против Императора?

— Против наших устоев, прозвучало бы вернее. Ведь если перестанут появляться эвейи с отражением, то проблема исчезнет сама по себе, так ведь?

— Но это невозможно, — пробормотала я.

— Способ на самом деле есть. Запечатать места силы, уничтожить храм и просто помогать, лишь слегка касаться полотна, чтобы тянуть силу в том объеме, в котором это возможно для обычного эвейя.

— Но ведь это убийство для нашего мира, баланса, магии, — перечисляла я то, что объяснял мне Рэби с самого моего рождения.

— Не совсем, — покачал головой Ис Пэа, — это ухудшит климат, действительно участятся природные катаклизмы, но это не отменит жизнь, а власть получат те, кто считает себя более достойными.

— Вы знаете кто это? Но почему же…

— Всё, что у нас есть не подлежит доказуемости. Убить заговорщиков по-тихому? — изогнул бровь Ис Пэа, точно прочитав мои мысли. — Не тогда, когда Империя обезглавлена. Гражданская война никому из нас не нужна. Со смертью твоего отца все мы замерли, точно в ожидании, сосредоточившись на поддержании баланса и укреплении собственных позиций. То, что произошло с Китарэ и тобой… будущее для нас для всех оставалось белым листом, которое было невозможно предсказать. Кто бы мог подумать, что афера твоей тётки так кстати подвернётся, — вдруг захохотал он.

— Что? Что вы имеете в виду? — в очередной раз за этот вечер у меня неистово зачесались кулаки от желания взгреть эту воздушную хохотушку!

— Прости, — утирая слёзы с глаз, сказал он вдоволь насмеявшись. — Ну, тут всё на самом деле вышло так забавно. Дорэй всегда была той ещё пронырой. Всегда знала, как выжить и с кем дружить. Вот только была просто прелесть какая дурочка, — вновь захихикал он.

На мой взгляд, это Ис Пэа был «прелесть какой дурачок», если имел неосторожность недооценивать мою тётку.

— Не знаю, о чем она думала, когда на суде по разбирательству о твоём отце в реестре вашего фамильного древа вместо наследницы возник наследник. Ладно, остальные, но мы-то знали, кто родился у Нирома. Хотя, может быть, она и рассчитывала на нашу поддержку в память о друге? Не возьмусь судить, — пожал он плечами. — Но тут мы решили просто пропустить сей факт в замен на услугу с её стороны.

— Услугу?

— Да, — кивнул он. — Тебя должен был воспитывать Рэби, как он же должен был помогать ей управляться с севером. Ну и, конечно же, она должна была поддерживать тебя, ухаживать за тобой не допуская твоего появления вне пределов Турийских лесов до твоего совершеннолетия.

Он говорил и говорил, и вроде бы всё в его словах было логично и правильно, но меня не покидало ощущение, что в них было больше воздуха, чем чего-то конкретного. Да, Ис Пэа рассказывал мне то, о чем я понятия не имела, но делал он это так, словно лишь рисовал для меня общие штрихи, не давая ни единого конкретного факта.

— А Китарэ? Знает ли он о том, что вы мне только что рассказали? — спросила я, в надежде услышать, что да. Быть может, он тоже сомневается в виновности моего отца?

Ис Пэа неожиданно положил свою огромную теплую ладонь на мою и взглянул мне в глаза, словно пытаясь докричаться до меня, не говоря при этом ни единого слова. Его глаза говорили за него. И было в них столько всего недосказанного и невысказанного, что мне стало не по себе.

— Ив, — вздохнул он, — Китарэ всегда был под опекой матери. Алмэй утонула в своей ненависти, предпочитая упиваться своей болью и горем. Она просто не желает жить не зная, кого ей стоит ненавидеть. Хочешь — не хочешь, но её воспитание, слова, внушаемые с детства, оставили свой след. Я отправил своего собственного сына во дворец, чтобы он стал частью жизни Китарэ, когда ему было двенадцать лишь с одной единственной целью — раскрыть иные горизонты для наследника. Я так надеялся, что Дилай станет настоящим другом ему и поможет увидеть нечто большее вокруг. Мой сын, не думай, что он слишком легкомысленный. Он просто ветер, который не желает жить в запертой клетке предрассудков и устоев. Все наши люди во дворце заявляли, что Китарэ послушная марионетка своей матери и дяди, что её давление и влияние на него слишком высоко. Но ты знаешь, каково было наше с сыном удивление, когда мы поняли, что Китарэ в столь юном возрасте подчинил себе Дух. Пусть не в полной степени, но он умело пользовался им для того, чтобы каждый думал о нем то, что желал увидеть. Он один выживал в месте, где никто не желал воспринимать его самостоятельной личностью, а он просто давал им иллюзии восприятия себя. Порой неосознанно, но это был его способ выжить. Я не знаю, как такое вообще возможно? Но, порой, мне кажется, что его отражение обрело свой разум и просто защищает того, с кем готовится однажды стать одним целым. С того самого момента, как Китарэ покинул дворец, у нас появилась возможность общаться с ним напрямую. Он многое знает и понимает куда больше, чем кажется на первый взгляд. Вот, только…