Фугас - Сергей Герман

Улица, ведущая к Беликовскому мосту, была завалена кирпичными обломками, строительными блоками, покореженными и побитыми листами ржавой жести. Головная машина, рыча и испуская клочья сизого дыма, осторожно пробиралась между завалами.

Стволы пулеметов безостановочно шарили по безлюдным улицам, мертвым домам, обожженным деревьям, подозрительно задерживая свой взгляд на перекатываемых ветром обрывках тряпок.

Прапорщик Савушкин, пересев на место механика-водителя, припал лбом к резинке смотровой щели, напряженно вглядываясь в серое утро. На его виске пульсировала синяя жилка, по щекам катились капельки пота. Внезапно в перекрестье прицела пулемета мелькнула труба гранатомета, выглядывающая из подвала разрушенной комиссионки. Жерло трубы плавно перемещалось вслед за колонной. «А-а-а-а-а!» — закричал стрелок, нажимая на электроспуск пулеметов. Остро и горько запахло сгоревшим порохом, посыпались гильзы. Стрелок увидел, как пули вырвали из стены обломки кирпича, и это было последнее, что он увидел в своей жизни. Головной и замыкающие танки стали приподниматься, будто у них выросли крылья. Почти одновременно с этим раздались звуки взрывов. Шедший за передним танком бронетранспортер, пытаясь увернуться от стены огня, внезапно выросшего перед ним, уткнулся носом в покореженные деревья. Не подававшие до этого признаков жизни проемы дверей и окон ощетинились огнем. Выстрелы гранатометов и автоматные очереди рвали железо и броню машин, кромсали человеческие тела. Обезумевший грузовик взревел и, хлопая пробитыми скатами, медленно пополз на Беликовский магазин. Разодранный тент горел, оставшиеся в живых солдаты стреляли через брезент, прыгали и падали на горящий асфальт, тут же попадая под свинцовые струи. Грязно-зеленые промасленные бушлаты вспыхивали огнем, солдаты кричали от боли, катаясь в серой грязи и пытаясь сбить пламя. Зеленый «Урал», управляемый мертвым водителем, полыхнул взрывом и медленно опрокинулся на бок. «Аллах акбар!» — слышалось сквозь автоматные очереди.

— Мама-а-а-а, — плакал остриженный под ноль солдатик, ползая на животе и волоча за собой перебитые ноги. Освещаемые пламенем горящих машин русские солдаты падали под кинжальным огнем, все реже и реже огрызаясь ответным огнем. Наступила гулкая тишина, нарушаемая лишь стонами раненых и обгорелых людей, треском раскаленного, покореженного металла. Выходящие из-за укрытий боевики перезаряжали оружие, тут же добивали раненых, стреляя в стриженые мальчишеские затылки. В сыром воздухе стоял запах свежей крови и горелого человеческого мяса.

— Мама… — продолжать шептать русский мальчик в солдатском бушлате, — мама, спаси меня!

Бородатый угрюмый человек подобрал брошенный автомат, носком сапога запрокинул его голову, выстрелил в окровавленное лицо. Выругался, увидев кровь на своем сапоге, брезгливо вытер его о воротник солдатского бушлата.

Прапорщик Савушкин, свесившись по пояс из люка, повис на броне. Алюминиевый православный крестик и солдатский жетон с выбитым на нем номером свисали с его шеи. Кровь стекала по его груди, шее, медленно капая на распятое тело Христа.

Всю ночь на этом месте пищали крысы и мелькали собачьи тени. Звери не боялись и не мешали друг другу — этот город уже давно принадлежал им. Трупы убитых солдат лежали несколько дней. По ночам жители города выползали из своих подвалов и укрывали изгрызенные тела кусками жести и шифера. Через неделю Чечня и Россия объявили перемирие.

В тесном проходе камеры человек стоял на коленях. Сквозь сизую вату табачного дыма доносилось размеренное бормотание:

«Чака наъбуду ва сяка настайи… Алла акбар… Гайфил магзуби аллайхийм… Амин рабила алла-мийн. — Хвала тебе, всемогущий».

Человек молился. В Чечне продолжалась контртеррористическая операция по наведению конституционного порядка. Российские штурмовики и боевые вертолеты наносили «точечные» удары по базам боевиков, по российским селам и городам, заполненным до отказа беженцами, в основном престарелыми, больными и обездоленными людьми. Десятки тысяч людей в чеченских селах и городах лишились крыши над головой, потеряли своих родных и близких. Русские матери и жены продолжали получать похоронки, военные госпитали в Моздоке, Ростове, Буденновске до отказа были забиты больными и ранеными русскими солдатами. На железнодорожной станции Ростова уже несколько лет стоял вагон-рефрижератор с разложившимися, обгорелыми и истерзанными человеческими останками. На просторах России уже много лет шла война, война эта была необъявленной и очень странной. В Чечне ежедневно гибли люди, но их смерть никого не трогала.

Российская авиация бомбила Грозный. По разбитым дорогам днем двигались колонны беженцев, а в соседнем Пятигорске приехавшие на отдых российские политики и бизнесмены проигрывали в казино десятки тысяч долларов. Увечные российские воины просили милостыню на улицах и площадях российских городов.

В конце февраля 2000 года федеральная авиация бомбила село Комсомольское, в соседние села Гойское и Алхазурово на зачистку вошли бронетранспортеры с ОМОНом. Всех мужчин старше 16 лет загоняли в автозаки, предназначенные для перевозки заключенных. Автозаков не хватало, тогда задержанных стали штабелями укладывать на дно грузовиков… Всех задержанных отправляли в Урус-Мартановский райотдел.

Аслан Асхабов отказался лечь на доски, под которыми лежал его отец, тогда его поставили на колени, и солдат выстрелил ему в затылок.

Бислана Магомадова задержали в этот же день на окраине села, откуда он с соседними мальчишками наблюдал за бомбежкой. Ребят задержали и поместили в камеры изолятора временного содержания местного отделения милиции. Почти месяц их допрашивали люди в камуфляжной форме без знаков различия. От Бислана требовали, чтобы он подписал показания о том, что является участником незаконных бандформирований. Магомадов отрицал свою вину: в первую войну он был еще ребенком, к началу второй ему едва исполнилось восемнадцать.

Через месяц он не выдержал допросов и подписал чистые листы бумаги. После этого его на время оставили в покое и через несколько дней увезли в следственный изолятор Чернокозово, где он должен был дожидаться суда.

Перед этапом один из оперативников надел ему на руки наручники и вывел из камеры. Когда шли по коридору, он негромко сказал Бислану:

— Хочешь жить, тогда молчи, не произноси ни слова. Если ты и твои родственники будете себя хорошо вести, тогда пойдешь домой. Если нет, тогда ты исчезнешь.

На улице Бислан увидел тетю Залину, глазами полными слез она смотрела на своего племянника. Показав Бислана родственникам, его тут же завели обратно в камеру. Он догадался, что идут переговоры о его выкупе. В камере все говорили о том, что, если родственники до этапа успеют собрать деньги, тогда следователь прекратит дело.

Почти месяц тетя и два ее брата искали Бислана в следственных изоляторах Ростова, Пятигорска, Ставрополя. Нашли совсем рядом, но слишком поздно. Через полчаса его затолкали в автозак и отправили в Чернокозово.

Чернокозово называют следственным изолятором, на самом деле — это фильтрационный лагерь, а еще точнее — ад. Это бывшая колония, но все корпуса разрушены или непригодны, поэтому заключенных содержат в ШИЗО — в штрафном изоляторе.