Смеющийся труп - Лорел Гамильтон

Я позвонила горничной, забыв, что на мне только полотенце. Я заказала кофейник кофе, сахар и сливки. Меня спросили, не хочу ли я кофе без кофеина. Нет, спасибо. Навязчивые такие. Как официанты, которые спрашивают, не хочу ли я диет-колу, когда я заказываю просто кока-колу. Почему-то мужчин, даже тучных, никогда не спрашивают, не нужна ли им диет-кола.

Я могу выпить кофейник чистого кофеина и уснуть сном младенца. Дело не в этом. Просто я люблю вкус настоящего кофе.

Да, они оставят тележку за дверью. Нет, они не будут стучать. Они просто впишут кофе в счет. Это было бы чудесно, сказала я. У них есть номер моей кредитной карточки. Люди всегда готовы внести кофе в счет, когда у тебя есть пластиковая карточка. И пока кредит не исчерпан.

Я подставила стул с прямой спинкой под дверную ручку. Если кто-нибудь попытается открыть дверь, я услышу. Возможно. Я заперла дверь ванной и взяла с собой в душ пистолет. Я приняла все возможные меры предосторожности.

Почему-то в голом виде я чувствую себя уязвимой. Я гораздо охотнее встречусь с плохими парнями одетой, чем раздетой. Так, наверное, все.

Повязка на укушенном плече мешала мне вымыть голову. Но я должна смыть кровь. И плевать на повязку.

Я воспользовалась гостиничным шампунем и кондиционером. Они пахли так, как должны пахнуть, но почему-то никогда не пахнут цветы. Все тело у меня было в пятнах засохшей крови. Я была похожа на леопарда. Вода с меня текла розового цвета.

У меня ушла целая бутылочка шампуня, прежде чем волосы стали чистыми до скрипа. Когда я их споласкивала, повязка намокла. Сразу разболелась рана. Не забыть сделать прививку от столбняка.

Потом я взяла мочалку и извела на свое пятнистое тело целый кусок мыла. Когда я наконец стала чистой, как в первый день творения, я встала под горячий душ и просто постояла, наслаждаясь колючими струйками. Повязка давным-давно промокла.

Что, если нам не удастся установить причастность Доминги к этому нападению? Что, если мы не найдем доказательств? Она предпримет новую попытку. Ведь теперь задета ее гордость. Она отправила ко мне двух зомби, а я их обоих уничтожила. Не без помощи полиции, правда. Доминга Сальвадор воспримет это как личное оскорбление.

Она оживила зомби, а он вышел из-под контроля. Она предпочтет подвергать опасности мирных граждан, чем признать свою ошибку. И предпочтет убить меня, чтобы я не смогла найти против нее улик. Мстительная сука.

Сеньору Сальвадор необходимо остановить. Если ордер на обыск не поможет, мне придется самой принимать меры. Она ясно дала понять: или она меня, или я ее. Лучше бы я ее. И если потребуется, я этого добьюсь.

Я открыла глаза и выключила воду. Не хочу больше об этом думать. Я замышляла убийство. Мне оно представлялось самообороной, но вряд ли суд с этим согласится. Мне придется очень нелегко. Я хотела всего сразу. Чтобы Доминга ушла со сцены — в могилу или в тюрьму. Остаться в живых. Не попасть в тюрьму с обвинением в убийстве. Поймать зомби-убийцу раньше, чем он снова кого-нибудь убьет. На это слишком мало шансов. Выяснить, каково место Джона Бурка во всей этой катавасии.

А, и еще чтобы Гарольд Гейнор не заставил меня совершить человеческое жертвоприношение. Да, об этом я чуть не забыла.

Мне предстояла насыщенная неделя.

За дверью ждал маленький подносик с кофе. Я поставила его на пол комнаты, заперла дверь и снова приперла дверную ручку стулом. Только после этого я поставила поднос с кофе на маленький столик возле занавешенного окна. Браунинг уже лежал на столе в полной боевой готовности. Кобура валялась на кровати.

Я раздвинула шторы. Обычно я люблю, когда шторы задернуты, но сегодня мне хотелось видеть свет. Утро расползалось по городу, как мягкий светлый туман. Жара еще не успела смять нежные лепестки утра.

Кофе не был плох, но не был и хорош. Конечно, даже если бы мне дали самый плохой кофе, я была бы рада ему, как манне небесной. Ну разве что это был бы кофе из полицейского управления. Но даже их кофе лучше, чем ничего. Я находила утешение в кофе, как иные в спиртном. По-моему, лучше уж кофе.

Я раскрыла на столе папку Гейнора и погрузилась в чтение. К восьми часам, то есть к тому времени, в которое я обычно еще даже не встаю, я уже прочла все, вплоть до рукописных примечаний, и пристально изучила каждую нечеткую фотографию. Я знала о мистере Гарольде Гейноре больше, чем я хотела бы знать, и при этом не почерпнула никакой полезной информации.

Гейнор был связан с мафией, но этого нельзя было доказать. Он был мультимиллионер, который сделал себя сам. Это в его пользу. Он мог себе позволить те полтора миллиона, которые мне предлагал Томми. Приятно узнать, что человек в состоянии уплатить по счету.

Он вырос с матерью, которая десять лет назад умерла. Его отец, кажется, умер еще до его рождения. Не было никакой записи о смерти отца. Вообще складывалось впечатление, будто отца у него не было вовсе.

Незаконнорожденный? Возможно. Значит, Гейнор был ублюдком в самом прямом смысле слова. Ну так и что? Я и так знала, что он ублюдок.

Я прислонила к кофейнику портрет Ванды-на-колесах. Она улыбалась, словно подозревала, что кто-то ее видит в этот момент. А может, она просто фотогенична. Она была еще на двух фотографиях — уже вместе с Гейнором. На первой они улыбались, держась за руки; при этом инвалидное кресло Гейнора катил Томми, а Ванды — Бруно. Она глядела на Гейнора с таким выражением, которое я уже видела во взгляде других женщин. С обожанием, с любовью. Даже я за время учебы в колледже испытала подобные чувства. Это проходит.

Вторая фотография была очень похожа на первую. Бруно и Томми катили их кресла. Но они больше не держались за руки. Гейнор улыбался, Ванда — нет. Она казалась надутой. Белокурая Цецилия с пустым взглядом шла с другой стороны от Гейнора. Он держал ее за руку. Ах вот оно что!

Значит, некоторое время Гейнор жил с обеими. Почему Ванда уехала? Ревность? Козни Цецилии? Гейнор ею пресытился? Единственный способ узнать это — спросить ее саму.

Я посмотрела на фото с Цецилией. Потом поставила ее рядом с портретом улыбающейся Ванды. Несчастная молодая женщина, отвергнутая возлюбленная. Если она ненавидит Гейнора больше, чем боится, она мне все расскажет. Она была бы дурой, если бы согласилась говорить с газетчиками, но я не собиралась обнародовать ее секреты.

Мне нужны были секреты Гейнора, чтобы он не мог мне повредить. Кроме того, я хотела натравить на него полицию.

Мистеру Гейнору будет чем заняться, если он сядет в тюрьму. Он может и забыть об одном несговорчивом аниматоре. Если, конечно, не узнает, что я имею отношение к его аресту. Тогда мне пришлось бы туго. Гейнор производил впечатление человека мстительного. А на меня и так имела зуб Доминга Сальвадор. Мне ее одной вполне хватало.

Я задернула шторы и попросила разбудить меня в полдень. Ирвингу придется подождать меня с папкой. Я ненароком устроила ему интервью с новым Мастером вампиров. Само собой, что теперь он пойдет на некоторые уступки. А не пойдет, так и черт с ним. Я ложусь спать.