Абиссаль - Стейс Крамер

– Вон там наверху сидят богачи.

Я посмотрела. Над рингом располагались балконы. Там, за столиками, мирно попивая из бокалов, сидели мужчины, которые резко отличались от тех, кого называли «Буйволами». Никто не приходил сюда в одиночку, только компаниями. Наверное, они чувствовали себя богами, глядя на нас, чернь.

Доминик слишком близко ко мне находился, что-то рассказывал, но смотрел не на лицо, а ниже. Я не выдержала:

– Ты что, пялишься на мою грудь?

– Я просто читал надпись на твоей футболке.

– Да? – я моментально сложила руки перед собой, чтобы скрыть надпись «Следую только своим правилам». – И что там написано?

– Э… «Я люблю „Нирвану“»?

– В чем дело, Доминик, я же не в твоем вкусе?

– Ты – нет, а вот твоя грудь – да.

Мне стало грустно. Я смотрела на Доминика и задавалась вопросами: почему сейчас рядом со мной он, а не Стив? как долго я еще смогу жить без него? почему в одночасье я могу стать слабой, потерять все силы, что нужны мне для борьбы? борьбы со временем? Я готова была ждать Стива. Сколько угодно. И эти слова – «сколько угодно» – меня возвращали в суровую действительность. «Сколько угодно» – это может быть год, пять лет, десять, двадцать. Они столько всего натворили, они знали, что загремят по полной.

Я хочу быть с ним здесь и сейчас. Здесь и…

Начался бой. В правом углу ринга – высокорослый мужик, с широкой спиной, короткими ногами. Он разминал шею, плечи, дряблая кожа дрожала, как желе. В левом углу – худой паренек, наверное, года на два был старше меня. Ноги как тростиночки, белое туловище с виднеющимся жалким прессом. Я глядела на этого паренька и понимала, что через несколько минут увижу его труп. Это все равно, что меня бы поставили против того мужика.

Прогремела сирена. Мужик резко ринулся в сторону парня, тот успел отскочить, но в следующее мгновение он получил неплохой удар в челюсть. Парень едва дер- жался на ногах. Больше он не позволил себя ударить. Ринг был похож на клетку со свирепым зверем, к которому загнали несчастного человечка. Зверь метался по клетке за человечком, но последний ловко от него удирал. Да, мужик был гораздо опытнее, сильнее, тяжелее, но у него был один огромный минус: он гораздо старше своего соперника. Вероятно, у него страдало сердце и не только. Мужик быстро выдохся, покраснел, вспотел, было видно, как ему тяжело двигаться, ориентироваться, нападать. А паренек этого и добивался. Он вымотал зверя, и, когда тот уже был готов сдаться, парень со всей силы прописал ему удар ногой по голове. Мужик упал – парень стал его добивать. Постоянно целился в голову. Сил в этом дрыщавом тельце было навалом, к тому же он знал много приемчиков. Мужик отключился. Все стали кричать, я чуть не оглохла в тот момент. Люди были опьянены яростью и азартом.

– Добей его! – кричали они.

Парень улыбался, теперь он был похож на зверя – такого маленького, хитрого. На радость кричащей толпе он стал добивать мужика ногами. Еще и еще…

Вновь прогремела сирена. Все стали выкрикивать имя победителя:

– Дени! Дени! Дени!

Дени наслаждался славой, пока служащие клуба убирали бездыханное тело. Как оказалось, на тот момент мужик был еще жив, но через несколько часов, когда все праздновали победу Дени, вливали литры крепчайшего алкоголя себе в желудки, Бораско сообщил, что Вико – так звали мужика – скончался.

* * *

– Ты чего сбежала от нас? – спросил Доминик.

Я решила отойти от Дерси и Бораско, найти уединенное местечко за барной стойкой и напиться. Как же я хотела напиться!

– Мне стало грустно.

– Почему?

– Ну не знаю. Может быть, потому, что несколько часов назад здесь убили человека, а всем на это наплевать? Это просто зверство. Настоящее зверство.

– Это теперь твоя жизнь. Привыкай.

– А как ты к этому привык?

– Мы с Брайсом выросли в Темных улицах. Знаешь, что это означает? Это значит, что мы с младенчества видели смерть, боялись умереть. Наш отец несколько раз сидел. Был авторитетом, но и врагов у него было охренеть сколько. Однажды он не вернулся домой и мы поняли, что его все-таки прикончили.

– Мне жаль… А как полиция проходит мимо этого места, ведь тут регулярно совершаются убийства?

– Так полиция и крышует этот клуб.

– Да уж…

– Вот в таком поганом мире мы живем, Глория.

– Ты в нем разочарован?

– В чем?

– В мире?

– А ты нет? Я с рождения ненавидел его, он жестокий и холодный. Но я к нему привык.

– Я разочарована в своей жизни, но не в мире. Он иногда бывает прекрасным. Только нужно быть очень внимательным.

Доминика мои слова рассмешили.

– Я что-то смешное сказала?

– Да. Это просто девичьи мысли: мир прекрасен, он такой красивый, розовый, всюду порхают бабочки. Бред!

– Пойдем.

Мы забрались на балкон к богачам, затем нашли выход на чердак.

– Ты что задумала?

– Иди за мной и помалкивай.

Через несколько минут мы оказались на крыше. Холодно, но в воздухе пахло долгожданной весной.

– Ну и что?

– Подожди немного.

Я подошла к самому краю крыши. Город еще спал, тьма разлилась по улицам, мрачное небо смотрело на нас, дрожащих и пьяных. Затем горизонт стал светлеть. Лучи боролись с тьмой, беспощадно уничтожали ее, все больше и больше завоевывали пространство. Так рождался новый день. Мрак постепенно уходил, забирая с собой людские сны. Интересно, сколько людей умерло в ту ночь, помимо Вико? Сколько людей не дождались рассвета? Уверена, они наблюдали за нами, смотрели с неба и напоминали о себе красками. Кто умер мирно – окрасил небо в блекло-голубой или желтоватый цвет. Тот, кто умер мучительной смертью, – разбросал по небу самые яркие краски: от розоватого до кроваво-красного.

Я стояла и вспоминала, как мы с Алексом сидели на крыше автодома, смотрели на рассвет. Именно Алекс научил меня видеть прекрасное в этом поганом мире. Не разочаровываться в нем.

Алекс…

Доминик стоял и завороженно смотрел на небо.

– Это восьмое чудо света, – улыбнувшись, сказала я.

* * *

Однажды меня разбудил лай Вашингтона. В ту ночь я проклинала этого пса, как могла. Он заставил меня покинуть теплую постель и спуститься вниз. Удивительно, но только я из-за него проснулась, все остальные преспокойно спали в своих комнатах.

Вашингтон лаял на дверь. Просто сидел, смотрел на нее и лаял. «Бестолковая псина», – подумала я.

– Вашингтон, угомонись! – сказала я хриплым голосом.

Он замолк, посмотрел на меня, затем встал, подбежал к двери и начал принюхиваться. Сон меня еще не отпустил, меня шатало в разные стороны, я едва соображала, но потом до меня, наконец, дошло, что Вашингтон лаял не просто так.