Лик Девы - Сергей Пономаренко

— В качестве компенсации за моральный ущерб передали пятьдесят долларов.

— Пятьдесят долларов за человеческую жизнь? — зло воскликнула Машка.

Сначала она решила вернуть деньги, но потом подумала, что этим им ничего не докажет, и с презрительной миной засунула их в карман джинсов. Затем молча начала собирать вещи. Фира встревоженно следила за ее движениями.

— Ты что, хочешь уйти… отсюда? — произнесла Фира, подразумевая под «отсюда» «от меня».

— Не именно отсюда, а порвать со всем этим. Передашь директору, что я завтра приду за расчетом и паспортом, он кое-что остался мне должен, за прошлый раз.

— А как же я? Неужели тебе было плохо со мной? — прошептала Фира с несчастным выражением лица. — Не хочешь там работать — не работай, но оставайся здесь, нам будет хорошо вдвоем.

— С тобой было здорово, и это плохо. Фира. Я девушка… женщина нормальной ориентации, и кроме получения удовольствия от секса хочу иметь мужа и ребенка. Традиционная, банальная семья. Вот мое кредо.

— Мы можем просто жить, как и прежде. Я не буду допускать по отношению к тебе никаких вольностей. Я тебе обещаю — меня можешь не бояться, — запричитала Фира, а Машке вдруг вспомнилось, как два года тому назад на даче родителей институтского товарища после веселой пирушки ее лишил девственности однокурсник, к которому она до этого относилась ни плохо, ни хорошо. Перед этим он говорил приблизительно такие же слова.

— Фира, извини, но то, что между нами произошло вчера ночью, было стечением обстоятельств. Поэтому прощай, не поминай лихом.

Машка, не оглядываясь, вышла из комнаты. У входа ее ждал Анатолий на бежевой иномарке. Он помог разместить Машины вещи. Основную часть она оставила на базе дайверов, а самые необходимые Маша взяла с собой на новое место работы. С общежитием надо было подождать пару дней.

В кармане джинсов лежал листок с ее новым стихотворением, она написала его днем на пляже и хотела отдать Фире при прощании. В нем она описывала не красоты подводного мира, поразившие Машу во время погружения, не страхи ночного плавания в открытом море, не обиду на то, что ее чуть не изнасиловали на яхте. В новом стихотворении говорилось о чувственности, которую она испытала ночью, и было оно посвящено Фире.

Я не забуду этот миг,

От возбужденья сладкий крик,

Как ты искусно целовала,

Бутон любви мой услаждала.

Хочу. Но не могу забыть,

Как может женщина любить.

Наверно, это потому,

Что нет сравнения всему,

Что ни один мужчина мой

Не услаждал с такой душой.

Но она этот листок так и не отдала Фире. Несмотря на испытанные необычные чувства, которые, возможно, она ощутила из-за новизны и необычности ситуации, она не хотела повторения их в будущем. «Я нормальная женщина с нормальной ориентацией», — сказала она себе, листок не отдала, но и не уничтожила, лишь спрятала его подальше, среди вещей, как нечто очень интимное и принадлежащее только ей.

За то время — около двух недель, — что Маша находилась в Судаке, она так и не удостоила своим посещением главную историческую достопримечательность города — старинную Генуэзскую крепость. Эта фортеция, несмотря на очень почтенный возраст (начали ее строить задолго до генуэзцев то ли сарматы, то ли аланы) и пережитые бурные времена, полные войн, осад, штурмов, сохранилась в приличном состоянии. Идя на новое место работы, Маша очень сожалела, что так мало знает о ней. Показав новенький пропуск на центральной проходной, расположенной в башне нижней крепостной стены, получив инструктаж у начальника охраны — молоденького старлея, куда-то спешащего, она начала подниматься по дороге к Консульскому замку.

Генуэзская крепость состояла из двух частей. Внизу были оборонительные укрепления в виде крепостной стены с башнями, наиболее пострадавшими от войн и времени, но усилиями реставраторов они были приведены в более-менее приличное состояние. Затем следовала открытая гористая местность протяженностью метров триста-четыреста, это был довольно крутой участок. Лишь при хорошем воображении можно было представить, что здесь когда-то существовал цветущий город с домами на террасах, количество жителей в отдельные периоды приближалось к десяти тысячам, что было довольно много для средневековья. А сейчас от этого города сохранилась лишь пара непонятных каменных сооружений, именуемых экскурсоводами цистернами для воды, да и на небольшом участке археологи раскапывали фундаменты древних домов. Почти у самой вершины начиналась вторая оборонительная линия укреплений, в которую входил Консульский замок. На самой высокой точке горы располагалась Сторожевая или, как ее еще называют, Девичья башня. Мощные укрепления верхней цитадели охраняли лишь узкую полоску каменистой земли шириной до двадцати метров, заканчивающуюся обрывом. В этом была и экономическая целесообразность: древние зодчие основное внимание уделили крепостным укреплениям с фронта, так как благодаря матушке-природе почти стометровая отвесная стенка, обрывающаяся прямо в море, надежно защищала тылы.

Пересекая верхнюю террасу, Машка попыталась представить, как здесь прохаживались обитатели города. Мужчины, вооруженные небольшими, но смертоносными шпагами, в узких панталонах-колготках и бархатных камзолах, с массивными золотыми цепями, в щегольских коротких накидках, ниспадающих на спину (именно такой плащ у Бэтмена!); дамы, в пышных многослойных юбках, их макияж лишь отдаленно напоминал современный, но в его основе была обыкновенная мука. Дамы умели играть на лютне и не могли раздеться сами, без помощи прислуги. Терраса была узкая, и воображение Маши не смогло представить здесь одновременно больше десяти жителей обоего пола, хотя, возможно, и у них была привычка все делать посменно.

Обстановка Консульского замка, самого роскошного здания в крепости, была сродни спартанской. Дубовая резная лестница вела на второй и третий этажи. На каждом из них имелся просторный зал. Пол был выложен красивыми плитами, а для обогрева помещений имелись громадные камины. Первый этаж использовался в технических целях — для хранения воды и оружия. Но где же располагались шкафы, в которых красавицы хранили платья? Где, наконец, громадные кровати под балдахином — поля для любовных игр местных Анжелик, кровати скорби для деревенских невест — ведь, пользуясь правом первой ночи, сеньоры лишали девушек невинности, прежде чем передать их в руки счастливых — или не очень — женихов? Или они пользовались складными раскладушками, убираемыми в дневное время в подсобные помещения?

Свои вещи Маша временно расположила на открытой деревянной площадке, находящейся на четыре метра выше уровня пола третьего, последнего, этажа. Туда вела примитивная переносная деревянная лестница, убираемая в дневное время, при желании, с ее помощью можно было попасть через чердачную дверь на верхнюю площадку башни. Ночному дежурному не полагалось спать, поэтому здесь не было спального места, хотя на площадке, где Маша сложила вещи, она обнаружила старый грязный матрас, оставшийся от предыдущих дежурных. Его внешний вид не располагал к тому, чтобы доверить ему свое драгоценное тело, и Маша вздохнула. «Ничего, на пляже высплюсь, — решила она. — Жаль только, что мечта понежиться на консульском ложе с балдахином канула в небытие вследствие отсутствия здесь такового».