Жаркое лето сорок второго - Владимир Панин

Кроме стрелкового вооружения, на платформе имелся минометный расчет, а также 42-миллиметровое орудие, находившееся в головной части платформы. Столь мощный арсенал был обусловлен не только желанием командования сохранить жизни своих солдат. Сознательно утяжеляя платформу, немцы тем самым провоцировали взрыв мин, возможно, заложенных партизанами под железнодорожное полотно. За время оккупации восточных земель гитлеровцы уже сталкивались с подобными минами-ловушками и всячески пытались им противодействовать.

Только потом двигался сам спецсостав, состоящий из нескольких железнодорожных платформ с огромными морскими орудиями, а за ним ещё одна платформа с войсками и моторизованной дрезиной. После завершения обстрела Севастополя эта кавалькада точно в такой же последовательности возвращалась к месту своего основного базирования, для пополнения боезапаса.

Ровно неделю курсировал этот специальный состав с севера на юг и обратно, и ничего не происходило. Регулярно получая энергетические вливания от начальства о том, что окружавшее их спокойствие мнимое, солдаты охраны постоянно находились начеку и в любой момент были готовы принять бой с коварными партизанами. Однако однообразие ежедневных действий сыграло свою роковую роль. У сидевших на головной дрезине охранников пропала острота наблюдения. Глаз, что называется, замылился, и они не заметили на восемнадцатом километре своего пути ничего подозрительного. Все те же кустики, травка, земля, деревья, что были вчера, позавчера и позапозавчера. Ничто их не насторожило, когда они подъехали к месту, куда разведчики из отряда старшего лейтенанта Ножина заложили специальную мину.

По настоянию майора Зиньковича в отряд Бороды, такое прозвище было ему дано из-за густой бороды командира, был включен ученик полковника Старинова, имевшего славу мастера минных диверсий. Наблюдая в течение двух дней за движением необычного поезда, он быстро выяснил, что это не бронепоезд, как считали партизаны, а специальный состав с осадными орудиями. Затем высчитал массу поезда, тип мины, необходимой для его подрыва, и место закладки.

Мастер своего дела, капитан Селиванов виртуозно заложил заряд под рельсы в нужном месте, имея в своем распоряжении всего пятнадцать минут. Именно столько времени было между проходом вдоль железнодорожного полотна фельджандармского патруля с собакой, специально натасканной на взрывчатку, и появлением дрезины охраны. Затаившись в укромном месте, Ножин и минер с замиранием сердца наблюдали, как через закладку проехала дрезина, а затем приблизилась платформа с охраной.

Как бы хорошо ни отзывался о присланном минере майор Зинькович, но Ножин до конца не был уверен в его мастерстве. До самого последнего момента червяк сомнения точил душу разведчика, что мастер неточно рассчитал тяжесть платформы и мина взорвется раньше времени. И тут дело было не в страхе перед начальством за невыполненное задание. В первую очередь Борода стремился помочь осажденным севастопольцам, на чьи головы изрыгал свои снаряды вражеский монстр.

Не отрывая глаз от бинокля, командир наблюдал за прохождением охраны, после чего позволил себе чуть заметный короткий выдох. Но вслед за одним опасением немедленно появилось другое – удастся ли уничтожить саму цель.

Немного задержавшись с отправкой, «Бруно» лихо катил по путям, стремясь вовремя прибыть на место. В этот день присутствию его орудий уделялось особое внимание. Накануне, вслед за «Одином» и «Тором», из боевого строя осадных гигантов выбыла «Гамма», полностью расстрелявшая свой боекомплект. Это вызвало недовольство Манштейна, запланировавшего на 14 июня штурм двух главных столбов русской обороны форта «Сталин» и «Максим Горький». Несмотря на свою гениальность и прозорливость, лучший тевтонский ум не смог полностью избавиться от некоторых догм предыдущей войны, гласившей, что пушки большого калибра способны переломить ситуацию.

С одной стороны, честно признавая низкую результативность «Доры» в обстреле Севастополя, – «дорогая, но совершенно ненужная игрушка», – он твердо верил, что такие орудия, как «Карлы», «Гамма» и «Бруно», способны в краткий срок разрушить оборону противника. Поэтому, узнав о временной отставке «Гаммы», Манштейн выразил твердую уверенность в том, что «Бруно» с честью заменит своего боевого товарища. Благо боеприпасов для его орудий имелось с избытком.

Боясь сорвать наступательные планы командования и оказаться на боевой позиции с опозданием, машинисты прибавили ход, что также сыграло свою роковую роль в случившейся трагедии. В результате нарушения скоростного режима, при взрыве мины передняя многотонная платформа не просто сошла с рельсов и съехала на насыпь, а была сорвана и сброшена вниз под откос. Вслед за ней с рельсов съехала платформа, на которой находились снарядные ящики, а также платформа со вторым орудием. От резкого толчка оно накренилось и, проломив борт, рухнуло всей своей массой на груду рассыпанных ящиков. По счастливой случайности при падении снарядных ящиков детонация не произошла, но от удара многотонной махины снарядов произошел мощный взрыв. Он не только уничтожил саму пушку, но и нанес серьезный ущерб третьему орудию и его прислуге, находившейся на следующей платформе.

Так состоялся дебют отряда Бороды, на которого возлагали большие надежды майор Зинькович и генерал Рокоссовский.

Подрыв «Бруно», конечно, не приостановил новых атак немцев на Севастополь, но заметно подпортил настроение Манштейну. Недовольно отодвинув недопитую чашку утреннего кофе, он в сердцах произнес слово «шайзе», имевшее аналогичное значение полинезийскому «купуро», и с тяжелым сердцем, будто и в самом деле вляпался в него родимое, отправился в «Орлиное гнездо» наблюдать за битвой.

Новый штурм по своим действиям мало чем отличался от предыдущего. Добившись успеха, Манштейн продолжал действовать по победному шаблону, твердо веря в окончательный успех.

Свой главный удар немцы наносили на узком участке фронта, между двух главных столпов советской обороны, форта «Сталин» и форта «Максим Горький», а также находящихся между ними укреплений «Волга» и «Сибирь». Первыми, как всегда, в бой вступили летчики, чьи «штуки» и «юнкерсы» обрушили на позиции врага град бомб. При этом «штуки» работали по батарее Александера, а «юнкерсы» главным образом бомбили 365-ю зенитную батарею. Не отставали от них «мессеры» и «фокеры», исправно вносившие свой вклад в общее дело, сбросив свои бомбы и дав несколько очередей по укреплениям противника в надежде на русское авось.

Проблема нехватки боеприпасов коснулась и VIII корпуса люфтваффе. Две недели непрерывной атаки с воздуха заметно сократили бомбовые арсеналы и заставили генерала Рихтгофена призвать пилотов бомбардировщиков более разумно и точнее использовать против противника оставшиеся на складах бомбы. Попытка пополнить свои арсеналы за счет тыловых складов группы армий «Юг» натолкнулась на твердый отказ. Рихтгофену любезно напомнили, что в самом скором времени начнется операция «Блау», в которой согласно плану должны были участвовать и его самолеты. Об этом же Манштейну напомнил и фельдмаршал Бок, в тактичной форме прусского офицерства поторопивший командующего 11-й армией в скором решении его проблем.

– Я могу согласиться с тем, чтобы вы возвратили мне самолеты Рихтгофена к 27 июня вместо предписанного Кейтелем 20 июня. Мы все прекрасно понимаем, как вам трудно, но это самый крайний срок, Эрих.