Купленная революция. Тайное дело Парвуса - Элизабет Хереш

Насколько Парвус в действительности сумел воздействовать через Брокдорффа-Рантцау на изменение плз нов нападения Германии, он никогда не узнает. Но для него важен сам факт, что его влияние на немецкого посла настолько велико, что с беспокойством высказанное Парвусом предупреждение с достоверностью передается в Берлин, как если бы это была срочная рекомендация Атаки на Петроград в 1915 году не было.

Но революционный план Парвуса нуждался также в иной ударной силе, кроме средств, применяемых в самой России, — от наличных денег и материалов, обеспечивающих материально-техническое снабжение, до оружия и взрывчатых веществ. Как он написал в своей революционной программе, необходим инструмент для проведения управляемой кампании в прессе в Западной Европе.

С ее помощью Парвус хочет, прежде всего, восстановить общественное мнение в Западной Европе против России — царской России. Нужно раздуть уже существующие по отношению к России антипатии и тем самым морально оправдать войну против этого государства как «крестовый поход за освобождение от восточной тирании». Своей «социально-экономической газете» Парвус хочет дать название «Ди Глоке» («Колокол». — Пер.) по образцу одноименной газеты Александра Герцена, выходившей в середине XIX столетия.

С этой целью он просит Брокдорффа-Рантцау рекомендовать его в Берлин, где он хочет лично выступить с ходатайством о поддержке газеты как средства агитации. Для Парвуса — это рупор с социалистической тенденцией, которая представляет позицию социал-демократической фракции, составляющей большинство в Рейхстаге, и провозглашает революцию, поддерживаемую средствами правительства Кайзера? Это по меньшей мере неестественно — для этого нужны веские аргументы, чтобы суметь отклонить возражения вроде «недальновидности» и «односторонности». И это как раз в то время, когда кайзер Вильгельм впервые начал серьезно задумываться над тем, какую лавину он вызовет, подобает ли одному императору стремиться к свержению другого, к тому же собственного кузена, и не ставит ли это вообще под сомнение принцип монархии. Вильгельм, можно сказать, с облегчением принимает аргумент своих дипломатов, что царь после неоднократ провалившихся попыток заключения сепаратного мир больше на заслуживает никакого сочувствия (а тут еще Парвус и Ленин как бельмо на глазу).

Под воздействием силы убеждения Парвуса Брокдорфф-Рантцау в своем послании в Берлин не кажется спущенным. Прежде всего, снимается забота, что это могло бы стимулировать социалистическую оппозицию в стране. В качестве аргумента он приводит основную идею Парвуса о продолжении Германией войны (с целью уничтожения России), которая утвердила бы во взглядах таких товарищей, как Карл Каутский, возглавлявший в своей партии направление противников войны.

Напротив, так как Парвус не представляет «сентиментальное направление» Розы Люксембург или Карла Либкнехта, который считает, что войну уже практически выиграли, и она продолжается больше из жажды завоеваний, то он скорее ослабит левое партийное крыло немецких социалистов. Поэтому, по утверждению Рантцау, нужно использовать «Гельфанда, чтобы парализовать влияние таких пораженцев».

«Ди Глоке», как народная газета, предоставляла бы возможность с расчетом на широкие слои продавать немецкие военные цели и связанную с ними политику и привлекать к ним население.

Наконец дипломат настраивается на патриотически-патетический тон, когда он приводит следующие аргументы в последней телеграмме от 14 августа 1915 года, адресованной помощнику государственного секретаря Циммерманну, которого он убедительно просит о разговоре с Парвусом: «Иначе нам никогда не достичь той великой цели, которая мне представляется. Надеюсь, что мы не только победоносно выйдем из этой войны как первая мировая держава, но и, что мы после блестящей репетиции, которую выдержал (…) немецкий рабочий класс, сможем также с полным Доверием произвести попытку подключить к совместной работе и объединить вокруг трона те элементы, которые до войны находились в стороне и казались ненадежными».

В тот же день Парвуса принимают в берлинском МИДе. Сразу же после этого он сообщает в Копенгаген своему покровителю: МИД и Генеральный штаб, невзирая на возражения Министерства внутренних дел, выразили согласие относительно поддержки социалистического журнала правительством.

Теперь у Парвуса есть все, что он может пожелать, не только для того, чтобы начать процесс революционизации России, но также и для того, чтобы в информационном отношении тщательно подготовить западноевропейскую общественность, убедить ее в необходимости революционных процессов и воспитать в ней моральную поддержку этого явления. Направление движения формулируется так: мобилизация социал-демократии против царизма, ее психологическая подготовка и солидарность с теми массовыми забастовками, которые Парвус хочет развернуть по всей России, чтобы они впоследствии вылились в организованные революционные беспорядки.

Предполагаемая дата: январь 1916 года — время, которое он уже сообщил в германский МИД как «срок».

Парвус может вздохнуть с облегчением. Он уже в июле с оптимизмом начал готовиться к созданию «Глоке», совместно с издательством в Мюнхене, то есть еще до того, как получил на это от МИДа «зеленую улицу» и гарантированную поддержку. Он сделал преданного ему товарища Конрада Хэниша шеф-редактором, привлек к совместной работе симпатизирующего ему немца Адольфа Мюллера, а Луиса Кона назначил коммерческим директором издательства. Кроме того, он умело привлекает к сотрудничеству с этим изданием и официальной партийной газетой «Социалистише Монатсхефте» известных иностранных авторов.

Сам Парвус отправляет свои статьи из Копенгагена, откуда они дипломатической почтой попадают в Мюнхен. Вначале он бичует «революционную пассивность» немецкой социал-демократии. То, что цензура немецкого Генерального штаба предоставляет ему свободу действий, лежит в основании его концепции, в которую он включает абсолютную поддержку немецкой военной политики и где он по-настоящему запугивает мир Россией:

«За демократию — против царизма!» — повторяет Парвус в первом номере уже опубликованные год назад в Константинополе программные лозунги.

«Время работает на Россию, которая в ближайшем будущем должна стать великой мировой державой, к тому же представляющей опасность для мира, если она не будет децентрализована и демократизирована.

Поэтому самым верным решением здесь является преобразование царской империи в федерацию по американскому образцу. Однако, если не удастся децентрализовать Россию, — под чем Парвус, не скрывая, подразумевает распад царской империи в результате успешного движения за автономию входящих в него стран, — то это уже в ближайшие годы породит страшнейший милитаризм, который когда-либо знал мир…»

Чтобы сразу определиться в выборе направления, Парвус не скупится нападениями на почтенных ветеранов немецкой социал-демократии, которых надо пробудить от летаргии. Полемика — его стихия. При этом достается и древнему отцу партии, Карлу Каутскому, перед которым сам Троцкий почтительно умолкал, однако он занимает неправильную позицию. Этого «кабинетного ученого и вульгаризатора» Парвус обвиняет в том, что «…революционное учение Маркса в Германии расплывчатое, потому что он, думая его улучшить, переписал полностью. Мысли от Маркса, стиль от Каутского, а целое сокращено (…) Без особого труда он сделал из закваски Маркса мацу».