Столичная романтика: ищу парня попроще - Оксана Алексеева

– Тогда ты великолепная актриса, так играла! – по его усмешке было понятно, что не поверил.

– А я вообще всё делаю великолепно, чем бы ни занималась. Ты для моих планов не подходил сразу, но ничего страшного в ошибке нет – для портфолио и опыта не помешает.

Я прекрасно осознавала, что делаю, – Юре однажды удалось сделать мне больно, больше я ему возможности не предоставлю. Но он отчего-то не смущался, а лишь глядел на меня еще пристальнее.

– Тогда, может, нам стоит посидеть в спокойном месте и еще раз всё обсудить? Расстанемся хотя бы с полным осознанием, от чего именно отказались. Потому что прямо сейчас я вообще не понимаю, кого вижу перед собой – расчетливую стерву, которая пойдет по головам, или замечательного человека, включающего расчетливость только по мере необходимости.

– Смесь, – выбрала я, сама не зная ответа на этот вопрос. – Нечего больше обсуждать, Юра.

– Терпеть не могу навязываться, но спрошу снова – уверена? Скоро я улажу свои дела в Москве и улечу до следующей сессии. Не хотелось бы покидать столицу с белыми непонятными пятнами. В любой истории нужна точка, как будущий журналист заявляю, – он улыбался, подчеркивая шутливый тон.

Я не поддалась:

– Уверена. У меня-то белых пятен не осталось, а остальное – не мои проблемы.

Развернулась и дернула поводок, Мотька сразу понесся вперед, радостно предвкушая новое путешествие. В спину услышала:

– И не жаль тебе будет, что больше никогда не пересечемся?

Ответила, не оборачиваясь:

– Отчего же? Пересечемся еще. Если ты, например, будешь освещать в прессе мои достижения в машиностроительной отрасли.

Я видела Юру на перроне, потом он зачем-то завернул в тот же вагон. Сел через несколько мест и уставился в окно. Видимо, собирался меня раздражать, пока все-таки не выведет из себя. Или напоследок отпечатать в памяти мой внешний вид. Правильно, пусть потом страдает от воспоминаний о московской красавице, у которой, видите ли, характер не полностью соответствовал его ожиданиям. Мотька почему-то тихо заскулил и начал тыкаться мокрым носом в мою коленку, тем самым нарушая нам обоим вид самой радостной и спокойной парочки во всей электричке.

О том, что Юре предложили вести колонку в популярном интернет-издании, я узнала от декана журфака. Он у нас по культурологии лекцию читал, а в перерыве поздравил почему-то меня и просил передать, чтобы Юра к ним заскочил – мол, тему курсовой тогда лучше переформулировать, чтобы соответствовала профилю. Похоже, слухи о наших отношениях дошли до всех нужных людей. Я в ответ покривилась. Деканат и сам может дозвониться, если дело такое важное. О том, что Юра улетел из Москвы, я узнала от Сергея Сергеевича, сокрушенного этой новостью – владелец кафе до последнего не верил в такой исход. Ему в ответ я тоже покривилась. Мне еще надо научиться тесто для пиццы заводить – дядь Коля на прошлой неделе говорил, что я почти созрела до этого главнейшего урока от шеф-повара.

Вот и точка, как мне было обещано журналистом.

Чтобы даже мысли не возникало о том, что мне не плевать, я с головой погрузилась в учебу на весь остаток семестра, а после доставала Игоря – слишком большой массив данных, в которых я пока научилась только ориентироваться. Но ведь это ничего, у меня будет рядом высококлассный специалист, который всегда поможет дельным советом. Вот только тревожило, что по мере понимания основ бизнеса мне становилось скучнее, а не интереснее – глаза, как у Игоря, от техдокументации не горели адским пламенем. Я списывала это на общий тоскливый фон, который обязан был возникнуть без романтики в жизни. Зато учебный год закончила с лучшими результатами, чем прежде, – ишь, как работает энергия, направленная в нужное русло.

На модной инсталляции гвоздем программы стал Мотька. Даже я, явившаяся в джинсах и тонкой футболке от Марка Джейкобса, эффект не перекрыла. Вырядилась-то поначалу в голубое коктейльное платье, но кое-кто грязной когтистой лапой намекнул, что мне желательно переодеться перед самым выходом. В сверкающем зале мама сделала вид, что с нами не знакома, и удалилась к фуршетному столу, папа гоготал с другой стороны, а разряженные в вечерние платья дамы рассматривали нас с недоверием, не определившись, как стоит реагировать. Общую реакцию задал художник – он застыл перед нами в воздухе, затем вскинул руки и заверещал:

– Какая роскошная дикость! Новый тренд!

И полетел мимо. Собственно, он, сам о том не подозревая, описал все изменения в моей жизни. Не удивлюсь, если на следующей выставке половина зала будет в цепях и джинсе, удерживая на поводках беспородных псин. Но это будет только тренд «роскошной дикости», а не отражение внутреннего состояния.

Камилла с Юлианой оказались поблизости и затараторили, будто мы никогда не расставались:

– Марта, ты как всегда задаешь стиль! Кажется, времена твоей мамы прошли!

– Тише ты, Юлиана, услышит еще! Марта, ну ты чего так смотришь? Столько лет дружили – неужели будем делать вид, что из-за мелкой ссоры даже поболтать не можем?

Я улыбнулась, принимая довод. Да и глупо ругаться, если они мое распоряжение убраться из института выполнили. К сожалению, мой круг именно таков. Нелепо делать вид, что я с ними незнакома. Подобные мероприятия проводятся раз в полгода, моего воспитания вполне хватит, чтобы продержаться.

– Можем! – поддакнула Камилле обрадованно Юлиана. – Мы ведь неразлучная троица! Кстати, оцените, во что Пряникова нарядилась. Не иначе, собирается в четвертый раз замуж. Здравствуйте, Мирослава Эдуардовна! Великолепно выглядите!

– Вы с каждым днем молодеете, Мирослава Эдуардовна! – и тише: – Еще бы она не собиралась. Видали в таблоиде – ее последнего муженька со стриптизершей застукали? В новом клубе.

– О, кстати, Марта, ты уже бывала в новом клубе? Обстановка в стиле Дикого Запада! Роскошная дикость!

И тому подобное. Сплетни, сплетни, сплетни. Мы обсуждаем других, пока другие обсуждают нас. Молодым девицам этого общества даже неприлично говорить о чем-то принципиально другом. Еще и об искусстве можно, но говорить на художественной инсталляции об искусстве – пошлость. Сюда приходят, чтобы слухами обменяться, нарядами помериться или эпатировать, как сделала я.

В общем-то, я не ощущала диссонанса от пребывания в привычной атмосфере, но становилось скучновато. Мотька начал рваться к пальме в огромной кадке. Не уверена, что если он решит ее пометить, то все это тоже воспримут как роскошную дикость, этому обществу до настоящей дикости еще расти и расти. Потому я сообщила родителям, что от шампанского разболелась голова, и отправилась домой.

Что же со мной сделалось? Неужели я стала как Юра – в своей среде только успешно разыгрывающей свою? Не потому ли он так отчаянно избегает всех девушек оттуда? А разве я смогла бы выйти замуж за кого-то из тех пижонов? Вероятно, все-таки стоило с ним напоследок еще раз поговорить, закрыть пробелы. Жаль, что поздно. Хотя нет, плевать.