Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов

В 1:15 26 мая (8 июня) генерал Каледин отправил Брусилову и командующим соседними 3-й и 11-й армиями генералам Лешу и Сахарову телеграмму: «Луцк взят. Противник на фронте Колки, Жидичин поспешно отступает, на фронте Жидичин, Торговица отброшен на левый берег Стыри»21. Итак, 8 июня русские войска вышли на линию реки Стырь на несколько десятков километров западнее Луцка. Уже 5 июня, на второй день наступления, Германия получила от своего союзника «сильнейший зов о помощи». Наступление, которое вначале оценивали как усиленную разведку, через два дня привело к прорыву фронта шириной в 50 км. 8 июня Конрад сообщил Фалькенгайну, что 4-й австрийской армии больше не существует и что общие его потери на луцком направлении составили за эти дни 200 тыс. человек из 486 тыс.22 «Части 4-й австро-венгерской армии, которые там стояли, – отмечал Фалькегайн, – исчезли до жалких остатков»23.

Положение осложнялось тем, что свободных резервов не было ни у австрийцев, ни у их союзников. Немцы не могли использовать свой излюбленный прием – контрудар. «4 июня австро-венгерский фронт в Волыни и Буковине полностью развалился после первого русского натиска, – отмечал Гинденбург. – Начался худший кризис, который когда-либо знал Восточный фронт, худший, чем даже в 1914 г., так как не было уже победоносной германской армии, готовой прийти для спасения»24. Для этого на Восточном фронте у этой армии попросту не было сил – он держался исключительно на качественном превосходстве обороны над наступлением. Людендорф вспоминал о сложившейся в июле – августе ситуации: «На весь фронт (имеется в виду германский участок Восточного фронта. – А. О.), чуть ли не в 1000 км длины, мы имели в резерве одну кавалерийскую бригаду, усиленную артиллерией и пулеметами»25.

Германское командование понимало, что в случае отхода с подготовленных позиций, то есть превращения войны в маневренную, задержаться где-либо будет уже практически невозможно. Оно было вынуждено снимать с остальных фронтов резервы небольшими частями, там, где это не создавало угрозы стабильности26. Фалькенгайн собирал во Франции кулак из пяти дивизий для контрудара на Сомме. Именно оттуда немецкие части начали отправляться на Восток27. Ближайшим следствием этой поддержки союзника стало практически полное подчинение австрийской армии германскому командованию. Граф Оттокар Чернин отмечал: «После Луцка мы утеряли почти весь остаток нашей независимости»28. Луцкий прорыв вызвал отступление и всего южного участка австро-германского Восточного фронта. «Сохранение за собою Галиции, – отмечал Фалькенгайн, – имело для немецкого Верховного командования, конечно, небольшое значение. Оно, по существу, сводилось к обеспечению дальнейшей эксплуатации нефтяных источников. Но новое вторжение русских в Венгрию или новая угроза Силезии были для него недопустимы»29.

Размер успеха под Луцком оказался неожиданным для штаба Юго-Западного фронта – наступление после взятия города было приостановлено.

26 мая (8 июня) Брусилов приказал Каледину провести перегруппировку, для того чтобы подтянуть к вырвавшемуся вперед центру армии ее фланги30. Прорыв Каледина был внезапным и для Могилева – он спутал расчеты Ставки. В этот момент Алексеев решил изменить направление наступления.

27 мая (9 июня) он попытался вмешаться. Указав на полное поражение левого австрийского фланга, он предложил продолжить наступление не на Ковель (правый фланг 8-й армии), а по линии Луцк – Сокаль – Рава-Русская (левый фланг 8-й армии), то есть в общем направлении на Львов. Однако дальше пожелания наштаверх не пошел. «Идея Ставки, – отмечал А. А. Свечин, – глубоко верная по существу, не была, однако, осуществлена, потому что у нас не умели настаивать, а только уговаривали»31.

Интересно, что Брусилов позже признавал возможность взятия Львова, во всяком случае, 28 мая (10 июня) он в телеграмме на имя Алексеева повторил все предложения Главковерха. На Ковельском направлении Брусилов предполагал ограничиться действиями кавалерии32. Между тем в этот день 8-я армия продолжила наступать на Ковель, выполняя намеченный ранее план. Остановка ее центра после взятия Луцка была максимально использована противником. Австрийцы спешно укреплялись на новых позициях на р. Стырь. На рассвете 28 мая (10 июня), непосредственно перед русской атакой, прошла сильная гроза, которая резко осложнила обстановку в долине реки для наступавших. Прорыв обороны затянулся на день и был связан с весьма значительными потерями. В ночь на 29 мая (11 июня) австрийцы начали поспешный отход от Стыри, вновь оставляя за собой массу имущества и прикрываясь сохранившими боеспособность частями. Условия местности – лесные и болотные дефиле – способствовали успеху отхода живой силы. Кроме того, преследование осуществлялось пехотой, а с 12 июня и оно было остановлено – началась подготовка к перегруппировке, вновь предоставившая отходившим передышку и возможность закрепиться на новых позициях33.

Только 13 июня Брусилов приказал своей кавалерии преследовать отступающего противника34. До этого 12-я кавалерийская дивизия, стоявшая позади центра 8-й армии, все время бездействовала – не было команды об ее использовании. Попытки ее командира генерала К.-Г Маннергейма проявить инициативу и пойти вперед сразу же после взятия Луцка не были поддержаны35. Когда же ее разрешили ввести в дело, было уже поздно. Конница успела провести всего лишь одну, хотя и удачную, атаку на отходившего противника36. Время опять было упущено, на этот раз его потратили на создание значительной кавалерийской массы. Переброшенный на ковельское направление 5-й кавалерийский корпус так и не смог прорваться на коммуникации австрийцев. Офицер корпуса вспоминал: «…мы пришли уже к шапочному разбору, а разбитый противник был подкреплен уже переброшенными резервами и успел укрепиться на занятой вновь позиции, которую трудно уже было брать»37.

С самого первого дня наступления на Юго-Западном фронте было ясно, что оно решило судьбу австрийского успеха в Италии. 24 мая (6 июня)«Русский инвалид» сообщал: «Сегодня должно быть ликование в Италии, и весть о переходе в наступление нашей армии на громадном фронте в 400 верст от р. Припяти до румынской границы уже дошла до итальянских войск, геройски сражающихся на тирольской границе, и должна поднять их на новые подвиги, укрепив в уверенности, что у Италии есть мощный союзник, помогающий ей в борьбе против австрийцев»1. 10 июня Николай II заявил итальянскому военному представителю в Ставке, что русская армия мстит австрийской за потери итальянских союзников2. Значение этого возмездия для положения не только Австро-Венгрии, но и блока центральных держав трудно переоценить. 7 июня в «Таймс» было опубликовано интервью с Брусиловым, который говорил: «Решительный успех моих армий отнюдь не является результатом слабости австрийцев, но представляет собою применение на практике уроков, почерпнутых за два года ожесточенной борьбы с германцами. В начале войны, в особенности же прошлым летом, у нас не хватало тех запасов, которые делались германцами в течение 50 лет. Лично я не падал духом, глубоко веря в русские войска и в выносливость русского человека; я был убежден, что при наличности боевых припасов мы сделаем именно то, что мы сделали за последние две недели»3.