Хроника гнусных времен - Татьяна Устинова

Кирилл вытащил из пачки предпоследнюю сигарету.

— С этим-то как раз все просто. Смотри. Кому меньше всехнадо, чтобы Соня вышла замуж и стала варить мужу борщи, а заработанные деньгитратить на кашку для новорожденных малюток? Разумеется, матери и брату. Братстрекозел, мать ехидна, и оба живут за ее счет. Может, не только на ее деньги,но если она выйдет замуж, подавать тете Александре молоко, подогретое дотридцати пяти и восьми десятых градуса, будет некому. Кроме того, у Сони естьбогатая бабушка, которая то и дело ей что-то подбрасывает, и, я так понимаю,все это прикарманивает Владик под каким-нибудь жалостливым предлогом. Вперспективе бабушка умрет, и есть надежда, что Соня получит некотороенаследство, потому что бабушка ее любит и жалеет. Следовательно, наследствотоже уплывет.

— Ты говоришь ужасные вещи, — сказала Настя, мрачно глядяперед собой.

Он взглянул на нее и продолжил:

— Неожиданно у дурнушки Сони объявляется какой-то кавалер.Соня в него моментально влюбляется, поскольку никогда в жизни за ней никто неухаживал, и всем о нем рассказывает. Кавалер лежит у нее в госпитале какое-тодовольно долгое время, потому что роман продолжает развиваться. То, чтопроисходит дальше, — ерунда от первого до последнего слова. Значит, так. ТетеАлександре попадается на глаза «Милицейская газета» с портретом уголовника,которого разыскивает милиция. Она приходит в ужас и показывает газету Соне.Соня в это время не дежурит в больнице, а отдыхает дома. Увидев газету, онамоментально травится димедролом, причем родственники дают ей возможностьотравиться и вызывают «Скорую». Соню откачивают и увозят в психиатрическуюлечебницу, как всех пациентов с попыткой суицида. На работу она возвращается нескоро, правильно?

— Правильно.

— Теперь смотри. Подозрительно все. Во-первых, это слишком ужсумасшедшее совпадение — первый и единственный Сонин кавалер оказалсяуголовником. Во-вторых, ни один уважающий себя уголовник не станет прятаться отментов в военном госпитале. Это ведь не Спасо-Домиановская обитель на Беломморе, и врачи — не божьи старцы не от мира сего. У них обязательно естьоперативные милицейские фотографии, и обо всех подозрительных случаях онидолжны сообщать немедленно, а он благополучно пребывал в этом госпиталедовольно долгое время, и никто его не трогал и ни о чем не спрашивал.В-третьих, фотографию обнаружила именно тетя Александра. Как к ней попала«Милицейская газета»? Вот ты когда-нибудь читала хоть что-то в этом духе?

— Нет.

— Конечно, нет. И тетя Александра слишком любит своеспокойствие, чтобы читать про грабежи и убийства, и тем не менее почему-тоименно эту газету она прочитала. Почему никто не остановил Соню, когда онапобежала за димедролом, хотя и мать, и брат знали, какой это для нее удар?Почему ее вообще выпустили из дома? Потому что нужно было дать ей возможностьпринять этот димедрол, вызвать «Скорую» и спровадить в психбольницу, откудабыстро не выпускают. Сколько она лежала? Ну, месяц-то точно, да?

— Да.

— Вот и все. Когда она вернулась на работу, никакого мужикатам и в помине не было. Он, наверное, до сих пор не знает, из-за чего егонеожиданно кинула тихая медсестрица, с которой все так хорошо сложилось.

— Гадость какая, — выговорила Настя и приложила ладони кщекам, — гадость, гадость.

— Конечно, гадость, — согласился Кирилл, — а газетку любящийбрат состряпал на своем редакционном компьютере. Часа два потратил, наверное.Искать существующее милицейское издание ему было лень, поэтому он придумалназвание, сканировал более или менее подходящие материальчики из «Московскогокомсомольца» или у вас какой? Питерский? Приляпал фотографию, благо Соне умахватило всем про него рассказать, и сфотографировать его в этом госпитале былопроще простого. Можешь у нее спросить, не навещал ли ее на работе брат Владиккак раз накануне всех событий. Скорее всего навещал. Газетку состряпали,показали Соне, а дальше все прошло без сучка, без задоринки. Естественно, никтопроверять эту газету на подлинность не стал. Газета и газета, а в ней черным побелому… Вот и все дела. Так что в этом случае все мотивы как раз налицо.

— Какие мотивы, Кирилл?

Он вдруг обозлился:

— Слушай, Сотникова. Я тебе не тупоумный следователь. У менянет никакого желания возводить напраслину на твоих драгоценных родственников.Поэтому не смотри на меня волком. Я ничего не выдумываю. У меня плана пораскрытию особо тяжких преступлений нету. Я говорю то, что вижу и знаю. Если тыне хочешь, чтобы я продолжал, я продолжать не стану.

Настя поднялась с дивана и подошла к низкому столику, накотором стояла вазочка с розами. Покрывало волочилось за ней, как шлейф. Онавытащила розу и стала обрывать лепестки.

Оборвет и долго смотрит, как он падает. Оборвет — и смотрит.

— Я хочу, чтобы ничего этого больше не было, — сказала онанаконец. — Ну, чтобы совсем не было и чтобы все стало как раньше. Чтобы всессорились и мирились, но верили друг другу. Как я теперь стану с Сонейразговаривать, когда знаю, что ее так ужасно обманули? А Владик? Выходит, онникакой не шалопай и рубаха-парень, а просто негодяй?

— Или дурак, — предположил Кирилл, пожав плечами, — вполневозможно, что он вовсе ничего такого плохого не думал. Просто его мамапопросила. Да вообще ему без Сони… неудобно. С Соней гораздо удобнее. Тыоборвала все розы.

— Да.

— Не страдай.

— Не могу.

— Дальше будет только хуже, — сказал Кирилл серьезно, — этоя тебе обещаю.

— А мотивы? — спросила Настя, присела и стала собиратьлепестки в кучку. — Ты что-то говорил про мотивы…

— Если Соня, не дай бог, догадалась, что был подлог, онамогла решить отомстить. За свою погубленную жизнь. Сначала бабушке, которая,как и все, была против нее, потом матери и брату. И тогда понятно, почему ейтак срочно понадобились деньги.

— Почему?

— Потому что после того, как она отомстит, ей придетсяпрятаться. Уехать куда-нибудь. Сменить фамилию. Начать другую жизнь. Без денегэто невозможно.

— А соседний дом с собакой?

— Не знаю. Я догадываюсь, но не хочу тебе говорить. Подождемпока.

— Ну и не надо, — проговорила Настя торопливо, — а то яточно с ума сойду. Только вот еще. Ты сказал, что есть несколько неочевидныхмоментов. Эти все очевидные. А другие?

— Я не знаю, Насть, — сказал он неохотно, — они никуда неукладываются, и я не понимаю, как к ним относиться. Может, это все мои домыслы.

— Нет, Кирилл. Скажи.