Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях - Генри Саттон

— Ну ладно — на диване, надо думать?

— Да, на диване.

Она села на диванчик, Эд сел рядом. Она смотрела в объектив, чтобы не смотреть на Эда.

— Может, поцелуетесь? — хихикнул кто-то из девочек.

— Нет, это слишком очевидно. Надо что-нибудь более стильное. Эд, смотри на Мерри — смотри, как она смотрит на фотоаппарат. И обнимите друг друга.

— Обняться? — удивился Эд. — Мне, что же, обхватить ее за талию?

— Да нет. Это будет похоже на поцелуй. Смотри прямо перед собой, а рукой возьми ее за сиську. А ты возьми его за…

Робко-робко она протянула ладонь и сомкнула пальцы на его отвердевшем пенисе, думая, что, по крайней мере, ей не придется смотреть на него — словно ничего и не могло произойти, если просто туда не смотреть. Она видела только объектив фотоаппарата и приближающегося к ним Билла. Он подходил, отступая на шаг назад, снова приближался, неотрывно глядя в видоискатель.

— Улыбнитесь, — сказал он. — Скажите: «пиво».

Мерри улыбнулась. Раздался щелчок-вспышка. Она отпустила его. И тут подумала, что даже не почувствовала прикосновения его руки к своей груди.

Достали кассету, подождали шестьдесят секунд и вытащили фотокарточку.

— Великолепно! Порнуха в духе Гранта Вуда![21]

— Теперь яркость вполне достаточная.

— Ну и потеха. Очень даже ничего.

Мерри тоже взглянула. Невероятно! Бессознательно она вытерла потную ладонь о бедро. Фотография заворожила ее. Как же это восхитительно — смотреть на себя и видеть, насколько же ты сексуальна!

Потом стали сниматься все подряд, причем решили, что лучше не парами, а по трое или даже по четыре — так интереснее! А когда набралась целая кипа фотографий, их разделили между собой так, как и предложил кто-то вначале — хорошенько перетасовав и перевернув изображением вниз. Каждый получил по две. Мерри досталась одна, на которой она была запечатлена с Эдом. А кто же получил другую, где Мерри сидела рядом с двумя ребятами? Этого она так и не узнала.

* * *

Закон физики, гласящий, что всякое действие вызывает равной силы противодействие, неприемлем для человеческих отношений. Что касается человеческих отношений, то здесь та или иная акция чаще всего не вызывает никакой реакции. Иногда, впрочем, происходит нечто более неприятное и удручающее: возникает реакция непредвиденной силы и в каком-то совершенно немыслимом направлении. В нашем случае реакция на вечеринку у Билла Холлистера имела место на другой вечеринке — отвальной Тони Хардисона, который переводился с факультета кинематографии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе на кинофакультет Нью-Йоркского университета. Личностью он был совсем неприметной, и устраиваемая им вечеринка не грозила стать событием сезона — это было просто сборище случайных людей в небольшом доме псевдомавританского стиля в бедном районе Брентвуда.

Но когда Сандра Келлман, встретив как-то у книжного прилавка в универмаге «Шваб» Билла, Ронни и Эда, пригласила их на отвальную Тони Хардисона, предстоящая гулянка сразу же стала местной сенсацией. Придя домой, Билл позвонил Пэм и пригласил ее на «сейшн». Она довольно холодно ему отказала. Тогда он позвонил Мерри и пригласил ее, а она согласилась. Едва он положил трубку, как Мерри позвонила Пэм, чтобы узнать, не возражает ли подруга, и сказала, что если та против, она может не пойти, сославшись на головную боль. Пэм возражать не стала и пожелала Мерри приятно провести время. Но с Биллом Холлистером у нее все было кончено. Новость о предстоящей вечеринке облетела всю округу. Главной новостью было то, что Билл позвонил Пэм, та его отвергла, а он позвонил Мерри и придет с ней. Об этом узнала Лила Фрэмптон, поразмыслила над этим как следует, поняла, что Билл Холлистер просто сукин сын, а Мерри просто маленькая сучонка, и сделала вывод, что ее предали. Она, правда, не совсем улавливала, в чем именно состояло предательство, но отделаться от этого ощущения не могла. Ну что за люди ее окружают! Они то и дело заставляли ее чувствовать себя дурой. И обманутой. Не то, чтобы она перешла всякие границы на той чертовой вечеринке с «полароидом», но дело-то кончилось ничем. Теперь вот Билл Холлистер берет с собой на очередной «сейшн» не ее, а Мерри.

Но ни слова из этого монолога не было произнесено вслух. Внутренне она кипела от переполнявшего ее негодования, пока, наконец, не поняла, что надо что-то предпринять и на ком-то отыграться. Она остановила свой выбор — почти случайно — на Мерри. Мерри ей была никакая не подруга — не то, что Билл или Пэм. И к тому же она не совсем еще порвала с Биллом Холлистером. А сделав какую-нибудь подлянку Мерри, она сможет расчистить себе дорогу к Биллу. Но то была даже второстепенная причина. Это она поняла лишь после того, как запечатала конверт и бросила его в почтовый ящик. Теперь, кажется, все получалось как нельзя лучше.

В конверте лежала фотография: совершенно голая Мерри сидит между двумя совершенно голыми парнями и сжимает в ладонях их набухшие пенисы, а ребята держат ее за груди.

Письмо было адресовано мистеру Мередиту Хаусмену, проживающему в отеле «Эксельсиор» в Риме.

* * *

Вечеринка больше походила на толкучку. В крохотной гостиной толпился народ, в столовой тоже. На то, чтобы протиснуться из гостиной в столовую, где были выставлены бутылки со спиртным, и вернуться обратно, уходило не меньше пяти минут. Это утомительное путешествие имело смысл проделывать только из-за влажной духоты, которую не под силу было разогнать никакому кондиционеру, и поэтому оставалось либо время от времени отправляться в соседнюю комнату за спиртным, либо гибнуть здесь от жажды, вдыхая испарения от разгоряченных тел.

Но все неудобства можно было бы выдержать, будь этот «сейшн» интересным. Или если бы здесь собрались хорошие знакомые или, по крайней мере, люди, имеющие что-то общее, так что они смогли бы быстро перезнакомиться, во всяком случае — хоть попытаться. Однако Тони Хардисон как раз гордился тем, что среди его друзей были самые разные люди: университетские профессора, киношники, спортсмены, писатели и слесари. В каком-то смысле он на этом даже сделал какую-никакую академическую карьеру, потому что в университете считали, что у него неплохие связи в мире кинематографа, и это повышало его ставки. А кинематографисты точно так же уважали его за связи в академическом мире. Вот так он ухитрялся балансировать на тонком канате. Однако вечеринка, куда он приглашал своих знакомых, были убийственно скучны.

Мерри было тоскливо. Она одиноко сидела на стуле в шумной комнате, битком набитой людьми, ей абсолютно незнакомыми. Ее стул стоял рядом с включенным кондиционером — одно из немногих мест, где можно было чувствовать себя сносно. Билл отправился в столовую наполнить стаканы и, похоже, пропал.

— Господи, ну и духота!

— Что вы говорите? — спросила Мерри.

— Говорю, ну и духота.