Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник) - Роберт Хайнлайн

На закрытых дверях конторы белела записка: «Буду через полчаса». Мы стали ждать. На стене висели списки с именами тех, кто подал на репатриацию. Я начал их читать, чтобы убить время, а за мной и отец.

Найдя фамилию Сондерса, я показал ее Джорджу, на что он лишь буркнул: «Невелика потеря». Была там и фамилия Горлопана Эдвардса, – возможно, я все-таки видел его в приемном пункте, хотя с тех пор больше не встречал. Мне пришла в голову мысль загнать его на корабле в угол и наставить ему шишек, но, честно говоря, весь интерес у меня пропал. Я продолжал читать.

Я рассчитывал найти фамилию Хэнка Джонса, но ее там не обнаружилось. Внимательно перечитывая список, я начал замечать в нем некую закономерность.

Наконец вернулся агент и отпер дверь. Отец коснулся моей руки:

– Идем, Билл.

– Погоди, Джордж, – сказал я. – Ты прочел все фамилии?

– Да.

– Я тут подумал… знаешь, Джордж, что-то мне не хочется числиться среди этих болванов.

Отец задумчиво пожевал губами:

– Прекрасно понимаю, о чем ты.

Именно тогда я принял решение:

– Можешь поступать как хочешь, Джордж, но домой я возвращаться не собираюсь.

Отец с несчастным видом посмотрел на меня.

– Я должен забрать Пегги, Билл, – после долгого молчания сказал он. – Без меня и Молли она не полетит. А лететь она должна.

– Да, знаю.

– Понимаешь, Билл, каково мне?

– Да, пап, понимаю.

Он направился подавать заявление, насвистывая мелодию, которую насвистывал сразу после смерти Энн. Вряд ли он сам это замечал.

Я подождал его, и мы вместе ушли.

На следующий день я перебрался обратно на ферму. Не к Шульцам – к себе. Я спал в комнате Пегги и занимался ремонтом дома, готовясь посеять аварийный запас семян.

А потом, недели за две до того, как должен был стартовать «Крытый фургон», Пегги умерла, и необходимость возвращаться на Землю для всех нас отпала.

Отец передал печальное известие с Йо Шульцем, который тогда был в городе. Йо разбудил меня и все рассказал. Я поблагодарил его в ответ.

Он спросил, не хочу ли я пойти вместе с ним в их дом. Я ответил, что мне бы побыть одному. Пообещав зайти на следующий день, он ушел.

Я лежал на кровати Пегги.

Она умерла, и я ничем не мог помочь. Она умерла, и виноват в этом был я сам… если бы я ее постоянно не подбадривал, ее удалось бы убедить вернуться, прежде чем стало слишком поздно. Сейчас она была бы на Земле, ходила бы в школу и росла здоровой и счастливой – в Калифорнии, а не в этой проклятой дыре, где она не могла жить, где вообще никогда не предполагалось жить человеческим существам.

– О, Энн, Энн! – рыдал я, кусая подушку. – Позаботься о ней, Энн, – она такая маленькая и не знает, как ей быть!

Потом я перестал рыдать и прислушался, отчасти надеясь, что Энн ответит мне и скажет, что позаботится о Пегги. Но сперва я ничего не услышал… а потом раздались очень тихие, едва различимые слова: «Выше голову, Билли. Выше голову, сынок».

Вскоре я встал, умылся и быстро зашагал в город.

18. Команда первопроходцев

Мы все жили в комнате Пегги, пока я и отец сажали семена, а потом начали пристраивать к ней новый дом, на этот раз сейсмостойкий, с большим окном, выходившим на озеро, и еще одним, смотревшим в сторону гор. Мы проделали окно и в комнате Пегги, отчего та стала выглядеть совсем иначе. Наконец мы пристроили еще одну комнату, словно чувствуя, что она может нам понадобиться. Во всех помещениях имелись окна, а в гостиной стоял камин.

Весь второй сезон после землетрясения мы с отцом были страшно заняты. Семян к тому времени хватало, и мы засеяли пустую ферму через дорогу. Потом туда въехали новоприбывшие по фамилии Эллис и заплатили нам за урожай. Всего лишь обычная сделка, но она помогла нам сократить долг перед комитетом.

Через два ганимедских года после парада небесных тел ничто не напоминало о случившемся. Не осталось ни одного разрушенного дома, население составляло сорок пять с лишним тысяч человек, а город процветал. Новые колонисты прибывали с такой скоростью, что им удавалось продавать комитету часть продукции вместо земли.

Неплохо шли дела и у нас самих: появился улей с пчелами, а также Мейбл Вторая, Марджи и Мами, и я отправлял излишки молока в город на проезжавшем по дороге раз в день грузовике. Я приучил Марджи и Мами к ярму и использовал их для вспашки – мы обработали еще пять акров – и заходил даже разговор о том, чтобы обзавестись лошадью.

У некоторых лошади уже были, например у Шульцев. Совет сначала сопротивлялся, но в конце концов одобрил ввоз новых животных, хотя консерваторы пытались держаться за трактора. Однако у нас пока не было оборудования для производства тракторов, а политика состояла в том, чтобы сделать планету самодостаточной, так что сторонники живой силы в итоге победили. Лошади способны производить новых лошадей, чему никогда не научишь ни один трактор.

Более того, хотя я и воротил нос, живя в Сан-Диего, бифштекс из конины восхитителен на вкус.

Как оказалось, дополнительная комната нам действительно потребовалась – для двух мальчиков-близнецов. Новорожденные младенцы на первых порах вызывают желание побыстрее от них избавиться, но со временем становятся все симпатичнее, хоть и не сразу. Я купил им в подарок колыбель, сделанную на самом Ганимеде, из скрепленной синтетическим каучуком стеклоткани. Появилась возможность приобретать все больше товаров местного производства.

Я сказал Молли, что, когда малыши подрастут, я приму их в ряды скаутов-волчат. Теперь я чаще присутствовал на сборах, поскольку у меня снова был свой патруль – патруль имени Даниэля Буна, в основном состоявший из новых ребят. Зачеты я так до сих пор и не сдал, но всего сразу не сделаешь. Как-то раз я уже собрался этим заняться, но именно в тот день у нас опоросилась свинья. Но своих планов я не менял – мне хотелось снова стать скаутом-орлом, пусть даже в моем возрасте нашивки как таковые меня уже не особо интересовали.

Может показаться, будто выжившие ни словом не вспоминали погибших в катастрофе, но это неправда – просто когда трудишься изо дня в день, мысли твои заняты совсем другим. В любом случае мы были не первой колонией, лишившейся двух третей населения, и наверняка не последней. Горевать можно лишь до поры до времени, а потом горе превращается в жалость к самому себе. По крайней мере, так утверждает Джордж.

Джордж все еще хотел, чтобы я вернулся на Землю и завершил учебу, и я сам не раз над этим размышлял. До меня начало доходить, что научился я далеко не всему. Идея мне нравилась – она не имела ничего общего с паническим бегством сразу после землетрясения. Будучи владельцем собственности, я сам мог заплатить за перелет. Стоимость была весьма существенная – пять акров, – и в итоге я оказался бы почти на мели, к тому же мою часть работы пришлось бы выполнять Джорджу и Молли. Но оба они были только за.