Зеркальное время - Вольфганг Хольбайн

В его руке сверкнуло лезвие финского ножа, и сердце Юлиана больно прыгнуло в груди.

— Эй, полегче! — Отец Юлиана положил руку на плечо Гордона. — Мальчишка просто любопытный. Он никому не скажет!

— Еще бы, ведь я перережу ему горло, — свирепо про­изнес Гордон.

— Да он и не слышал ничего. Кроме того, побереги злость. Нам еще дело предстоит, ты забыл?

Юлиан смотрел на отца, не веря своим глазам. В горле у него стоял ком, и не только из-за ножа, который Гордон все еще держал наготове. Отец не узнавал его!

— Отпусти его! — продолжал отец. — Малыш сейчас наделает в штаны, ты что, не видишь? Никакой опасности для нас он не представляет.

— Ну ладно. — Гордон дал Юлиану пинка, от которого тот растянулся на земле, и еще раз пнул его в ребра. Юлиан охнул от боли. — Но если я тебя еще раз застукаю — зарежу, понял?

— Да. — Юлиан хватал ртом воздух.

— И помни свое слово, — посоветовал на прощанье Гордон.

Они вместе с отцом Юлиана исчезли во тьме. Мальчик пошевельнулся только тогда, когда из тени вышел Рогер и опустился рядом с ним на колени.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да. — Юлиан сжимал рукой ребра. Было очень боль­но, но еще больнее было то, что ударил его Гордон. И ножом он размахивал не просто чтобы попугать. Гордон зарезал бы его без зазрения совести, если бы за него не вступился отец!

— Ты мог бы сейчас валяться здесь мертвым, ты хоть понимаешь это?

Юлиан с трудом встал на ноги. Каждый вдох причинял новую боль.

— Если бы не мой отец...

— Этот человек не твой отец, — серьезно сказал Рогер. — Еще не твой отец. Кроме того, не заблуждайся на его счет. Он тоже скор на руку, когда держит в ней нож. Просто он чуть поумнее своего друга. Не хватало им только лишнего шума.

— Мой отец? — недоверчиво спросил Юлиан. — Ты с ума сошел!

— Да лучше бы сойти. — Рогер глубоко вздохнул. — Это больно узнавать, я понимаю. Я предупреждал, что тебе не понравится то, что ты увидишь. Боюсь, конец этой истории понравится тебе еще меньше.

Юлиан долго молчал. Потом решился. Что бы ни пришлось ему увидеть, это все же лучше неизвестности, которая мучила его.

— Ну хорошо, — сказал Рогер. — Только не сейчас.

— Почему?

— Потому что сейчас больше нет времени. Ты и без того уже слишком долго здесь. Я не могу тебе этого объяснить, но...

— Но должен! — перебил его Юлиан. — Мне надоело слышать твои постоянные я не могу тебе этого объяснить! Я не сдвинусь с места, пока не пойму, что здесь происходит!

Рогер вздохнул:

— Ну, хорошо. Я попробую. Здесь не твое время, Юлиан. Ты здесь чужой.

— Так же как и ты!

— Не совсем так, и это я тебе действительно не могу объяснить. Но играть со временем нельзя. Если ты ос­танешься здесь надолго, ты уже никогда не сможешь вернуться.

— Гордон и отец тоже остались здесь! — возразил Юлиан. Кивнув головой в темноту, он уточнил: — Я совсем не этих имею в виду.

— Я понимаю, — ответил Рогер. — Но они и не соби­рались больше возвращаться. И они столкнулись с до­статочно большими трудностями, можешь не сомневаться. Ну, так как? Хочешь остаться здесь или пойдешь со мной?

Юлиан никак не мог решиться. Он хотел пойти за своим отцом и Гордоном, чтобы узнать, что же будет дальше. Но вместе с тем он боялся навеки остаться в плену у этого времени, если то, что сказал Рогер, правда. Оказаться одному в чужом мире, где все разительно отличается от привычного, будто ты попал на другую планету! Нет!

— Скажи мне вот что, — начал Юлиан по пути к «Смер­тельному котлу», — Этот исчезнувший мальчик, из-за ко­торого все началось... его тоже звали Рогер, как и тебя.

— Да, я знаю.

— Это ты?

— А если и так? Какая разница?

— Огромная. Мой отец...

— ...тут ни при чем, — перебил его Рогер. Он достал из кармана очередную сигарету, зажег ее и только потом продолжил: — Во всяком случае, не напрямую. И уж точно вины его здесь не было. Возможно, уборщица варьете чуть-чуть сдвинула ящик на сцене. Всего-то на пару сантиметров, а в результате вместо волшебного ящика твоего отца я очутился... в другом месте. Так сработал этот фокус. Отец не объяснял тебе его принцип? Юлиан отрицательно помотал головой, и Рогер кивнул, будто ничего другого и не ожидал.

— Ящик должен стоять на своем месте миллиметр в миллиметр, иначе окажешься неизвестно где.

— Например, здесь, — сказал Юлиан.

— Это если повезет, — объяснил Рогер. — Прошло не­мало времени, прежде чем он понял, насколько важна правильная позиция ящика.

— Ты хочешь сказать, что ты не первый, кому пришлось так неудачно исчезнуть?

— Рано или поздно ты все равно узнаешь: был еще один такой... случай. Очень давно. Твой отец никогда его не забудет. Тогда это была...

— Алиса, — опередил его Юлиан.

— Откуда ты знаешь? — удивился Рогер.

— Я уже думал над тем, как она здесь очутилась. Но я не понимаю одного: почему ты остался здесь? Ведь ты же можешь вернуться! Ведь ты делал это, чтобы забрать меня.

— Я бы мог, — признал Рогер. — Но кто тебе сказал, что я этого хотел?

— Разве тебе было плохо с родителями?

— Нет. Но здесь мне нравится больше. Тебе никогда не приходилось мечтать о таком месте, где никто не распоряжался бы тобой? Где ты был бы по-настоящему свободен?

— Я думаю, у нас все это было, — сказал Юлиан.

Рогер засмеялся, но не стал разубеждать Юлиана. Он сделал затяжку, бросил сигарету и раздавил ее носком ботинка.

— Я счастлив здесь, Юлиан. Счастливее и свободнее, чем где бы то ни было. И ты тоже можешь стать счаст­ливым.

— А что же с твоими родителями? Разве тебе без­различно их горе?

— Почему же безразлично? Мне это нелегко далось, можешь поверить. Но я решился. И остался здесь.

— Здесь? — с сомнением спросил Юлиан. Какой бы умиротворенный вид ни являла собой ночная ярмарочная площадь, это было всего лишь промежуточное местечко где-то между явью и сном —полусон, полуреальность. И как бы хорош этот сон ни был, для жизни этого мало.

— Здесь, — подтвердил Рогер и улыбнулся. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Вначале и со мной было так же. Прошло время, прежде чем я заметил, как здесь на самом деле хорошо.

— Вначале? — недоверчиво повторил Юлиан. — Что значит вначале? Ты же всего несколько дней здесь!

— По твоему времени — да, — загадочно ответил Рогер. — Я ведь уже говорил тебе: время устроено гораздо сложнее, чем думают люди. Я здесь уже давно. Очень давно.