Недоступный - Лина Мур

И что бы было? Ничего хорошего. Надо как-то утихомирить свои потребности, пока не стало слишком поздно. И мне нужно немного подумать. Одному. Хотя Канги явно делает всё, чтобы мы с Дженной не оставались наедине. Пока она принимала душ, а я постоянно слушал, шум бушующего потока воды и жарко представлял её обнажённое тело, заводясь и злясь на себя сильнее, Канги решил тоже проверить, как я себя чувствую. Ужасно! Действительно, ужасно, потому что мои яйца стали синими. Они готовы разорваться от одного прикосновения к ним, но при виде Канги резко присмирели. Согласившись на поздний ужин, чтобы утолить хотя бы этот голод, я слушал его истории про то, как у них здесь всё устроено. Мне это было неинтересно. Вообще, неинтересно, но я понял его задумку. Он тянул время до поздней ночи, чтобы быть уверенным, что мой член останется в моих трусах, а его дочь не испытает вероятный оргазм.

Дженна ворочается в моих руках и поворачивается ко мне лицом. Замираю, стараясь даже не дышать, чтобы снова не поссориться с ней из-за того, как мы спим. Точнее, как она прижимается ко мне и глубоко вздыхает. Это странно. Ещё вчера мне нравилось с ней спорить, а теперь мне хочется чего-то честного и тихого. Старость, может быть, подкралась незаметно ко мне за одну ночь? Не знаю. Но точно пора бы проветрить голову.

Вытаскиваю свою руку из-под шеи Дженны и, отодвигаясь, встаю с кровати. Бесшумно иду в ванную и закрываю за собой дверь. Плещу воду в лицо одной ладонью и усмехаюсь, смотря на своё отражение. Не хочу бриться. Хочу отрастить бороду, как настоящий старец. Идиот.

Выхожу из ванной, быстро переодеваюсь в спортивные штаны, кроссовки, футболку и толстовку. Проверяю звонки и сообщения на своём мобильном. Надо же, мне никто не пишет. Вообще, никто. Только письма, проходящие через меня, как дополнительное контактное лицо, пришли, но это не для меня. Неужели, никому не интересно, что со мной сейчас происходит? Обидно немного.

Кладу мобильный обратно в шкаф и, закрывая дверцу, кривлюсь, когда она немного скрипит. Я могу сразу же дать оценку данной мебели. Я в этом очень хорош.

– Кент? – Раздаётся сонный голос Дженны.

– Спи. Я скоро вернусь, – мягко отзываюсь я. В темноте раннего утра я вижу, как она поворачивается и немного привстаёт, а потом снова ложится спать.

– Купи молока… кажется, оно закончилось.

– Хорошо, я куплю молока. – Непроизвольно улыбаюсь и ловлю себя на мысли, что я бы с удовольствием скупил всё молоко в округе прямо сейчас и не позволил бы себе забыть об этом. Она хочет молока. Она получит молоко. Так теперь мыслит моя голова. И это очень плохо, потому что я перестаю различать грань между игрой и реальностью. Не умею… точнее, я чертовски ужасен в играх на чувствах Дженны. И всё, что я делаю здесь, это я. Вот такой я. Это настоящее. Меня это пугает.

Спускаюсь по лестнице и провожу ладонью по резному дереву перил. Здесь им пахнет. Здесь всё пахнет историей и семейными ценностями. Здесь жизнь. Это так отличается от моих воспоминаний. Блеск. Свет. Помпезность. Всё кричащее о том, что наша семья не просто работяги, больше не работяги. Мы боссы. И я всегда чувствовал себя нормально в той атмосфере. Но в этом и дело. Нормально это равняется нулю. Это то, что должно идти или вверх на улучшение, или вниз на ухудшение. У меня последнее. Я окружил себя вещами, счетами, выписками и контрактами. Не людьми. Никогда не людьми. Я полностью оградил себя от жизни, чтобы никому не позволить узнать, как я одинок на самом деле. И насколько бы отрицательным ни было отношение ко мне здесь, мне нравится эта свобода. Нравится, что в этом месте дух семьи, и я не собираюсь уезжать. Мне нужно, очень нужно увидеть, а как это бывает у любящих людей.

Выхожу на улицу и ёжусь от прохлады. Солнце уже немного начинает окрашивать горизонт, но не настолько, чтобы наступило утро. Вокруг бескрайние поля, аромат свежей травы и чего-то ещё, чего я не могу описать.

– Мужчина, выбирающий свежесть утра, всегда будет выглядеть достойно даже на смертном одре. – Сбоку от меня раздаётся глубокий голос с заметным акцентом, и это заставляет меня вздрогнуть.

– Ноши-Нуто, вы меня немного напугали.

Поворачивая голову, замечаю в свете уличного фонаря, установленного на стене дома, старика, сидящего в кресле-качалке.

– Вряд ли тебя может что-то испугать. Я нарушил ход твоих мыслей, а ты не готов показывать их окружающим. Но не волнуйся, я не буду лезть в твои мечты. Мне приятно, что ты вспомнил о нашей договорённости. Сейчас самое время сходить навестить мою покойную жену.

Он встаёт, а я натягиваю улыбку. Я ни черта не помнил. Это делает меня теперь не самым приятным человеком.

– Вы уверены? Довольно прохладно и…

– Я более, чем уверен. А ты?

Его пронзительные светло-зелёные глаза хоть и смотрят на меня снизу вверх, но создаётся ощущение того, что этот старик намного выше меня. Его аура подавляет, и я такое встречаю первый раз в жизни. Он моментально заставляет уважать себя и преклоняться перед ним.

– Думаю, что это будет хорошей заменой пробежки. Мы пойдём пешком? – интересуюсь я.

– Конечно. Как твоя рука?

– Хорошо. Не создаёт никаких проблем. – Пожимая плечами, бросаю взгляд на перебинтованную ладонь, и в груди резко теплеет от воспоминаний о том, как Дженна нежно и робко целовала мою кожу. Боже мой, эта женщина может свести с ума одним видом своих губ даже не прикасаясь!

– Дженна… она немного перестаралась, – прочищая горло, добавляю я.

– Но ты именно этого и хотел. Ты выбираешь приставку «пере», чем «недо». И это опасное увлечение, – замечает старик.

Нам приходится идти очень медленно. Он облокачивается на трость, немного хромая.

– Вы всегда встаёте так рано? – меняю тему.

– Я жаворонок и одновременно сова. А с годами моя душа стремится к большему. Чем ближе к смерти, тем сильнее хочется прожить ещё одну минуту. Организм, душа, сердце, разум – они требовательны к каждой секунде, чтобы запомнить их. По молодости мы часто многое пропускаем и не замечаем, а в старости начинаем ценить то, что раньше казалось незначимым. Мы становимся ближе к земле. Такое происходит со всеми. Мы боимся не успеть запомнить какой-то момент или не увидеть его, поэтому ранний подъём и поздний сон для нас нормален. А ты? Привычка?

– Хм, наверное, выработанный режим дня. Я работаю практически каждую минуту своего времени, но пробежка даёт мне шанс проснуться и получить заряд энергии с утра. Да и ветер в голове порой тоже не помешает.

– Присядем? – Ноши-Нуто указывает тростью на несколько стогов сена, и я киваю.

– Вероятно, нам следовало взять машину или…

– Нет, мы уже пришли. – Старик опускается на сено, и я сажусь рядом.

– Простите меня за оскорбление, которое я, возможно, нанесу вам своим вопросом, но ваша жена похоронена прямо здесь? – Недоумённо показываю на землю под ногами.

– Нет, конечно, нет. Мы не хороним людей в земле. Мы распыляем их пепел в воздухе, чтобы дать полноценную свободу душе умершего. Обычно люди хоронят близких в замкнутом пространстве, позволяя телам разлагаться и умирать снова. Для нас это неприемлемо. Мы очень ценим свободу и выбираем близость к воздуху. И я бы предпочёл, чтобы наше общение произошло подальше от любопытных ушей.