Лотос - Дженнифер Хартманн

вместе с вибрирующим устройством или продолжить читать ее.

Боже правый.

У меня есть целый ряд жгучих вопросов, от которых мои щеки пылают, но один особенно любопытен:

Что такое влажный маффин?

Я настолько поглощен эротической прозой, что даже не слышу, как выключается душ и раздаются шаги. Тем не менее я слышу удивленный вздох из дверного проема спальни.

Резко поднимаю голову и вижу Сидни с широко раскрытыми глазами, стоящую в нескольких футах от меня в одной футболке. Ее волосы все еще влажные, вода капает на хлопчатобумажную ткань и деревянный пол.

Я прочищаю горло, выпрямляясь на декоративных подушках.

– Приношу свои извинения… Я зашел без разрешения.

Она моргает, ноги словно приклеены к полу.

– Я могла быть голой.

– Да, могу представить, это было бы крайне неловко. – Я изо всех сил стараюсь не представлять это. – Я видел твою книгу, и она показалась мне захватывающей.

Она нервно улыбается и прерывисто дышит.

– Понимаю.

– Твой вкус в литературе… неожиданный. – Я боюсь, что она собирается отругать меня, но поза Сидни начинает смягчаться, ее подбородок опускается на грудь, с губ срывается тихий смех. Все еще держа книгу в руке, я опускаю взгляд на открытые страницы и начинаю читать отрывок вслух: – Она сжимает его теплые яйца своей дрожащей рукой…

Румянец появляется мгновенно, стоит Сидни подойти ко мне, ее мокрые пряди волос оставляют за собой крошечные капельки.

Приблизившись, она пытается выхватить книгу у меня из рук, но я уворачиваюсь от нее.

– Почему температура имеет значение? – спрашиваю я с намеком на улыбку.

С ее губ срывается вздох раздражения и, возможно, подобие смущения.

– Это описание, Оливер. Помогает вовлечь читателя в происходящее.

Она протягивает руку. Я уворачиваюсь, держа книгу высоко над головой, а затем прочищаю горло, поддразнивая:

– Это были приятные семьдесят два градуса.

– Оливер! – Сидни приподнимается на цыпочки, ее смех завораживающе контрастирует с румянцем, заливающим ее щеки. Она тщетно пытается вернуть свой роман.

Я тоже смеюсь, все еще продолжая уворачиваться. Но она не сдается, поэтому забирается на меня сверху, оседлав. Я откидываюсь еще дальше назад, вытягивая руку так далеко, как только могу.

– Что такое влажный маффин?

– Прекрати! – Смех сотрясает ее тело, когда она прижимается ко мне. Ее грудь оказывается на одном уровне с моим лицом, и она вскакивает с моих колен в последней попытке вернуть свою книгу. – Ты ужасен, – говорит она с игривым упреком. Ее холодные волосы хлещут меня по щеке, когда она наконец сдается.

И тут до меня доходит, что все это время на ней, кроме футболки, были лишь тонкие трусики. На эту мысль мое тело начинает странным образом реагировать. Когда ее промежность сталкивается с твердой выпуклостью под моими брюками, у меня вырывается резкий вздох и напряженный стон. Мы оба забываем о книге.

Сидни замирает, улыбка медленно и завораживающе сходит с ее лица, подобно тому, как солнце садится за горизонт после великолепного летнего дня. Ее руки лежат у меня на плечах, а пальцы сдавливают ткань рубашки, – как будто она пытается удержать легкое, беззаботное настроение. Но оно улетучилось, прямо как выпавшая из моих рук книга, приземлившаяся на матрас рядом с нами. Теперь у меня появилась возможность схватить Сидни за бедра. Это прикосновение кажется мучительно знакомым.

Настала очередь Сидни прерывисто выдохнуть и издать полный похоти стон. Этот звук отдается приятным возбуждением в моем паху. В этот момент я понимаю, что если бы мог воссоздать одну из сцен ее книги, то умер бы счастливым человеком.

Ее глаза закрыты и скрывают правду, которая, как она знает, мне все равно известна.

– Сид… – я хрипло выдыхаю, скользя руками вверх по ее бедрам, талии, пока она не ловит их за секунду до того, когда я достигаю ее груди.

Глаза Сидни распахиваются, ее тело дрожит на мне, напряжение гудит и трещит, отчаянно пытаясь воспламениться.

– Идем смотреть фильм. – Ее слова звучат вымученно, фальшиво… напуганно. Ее влажные ладони сжимают мои, она наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. – Мы друзья, Оливер.

Ее волосы подобны льду, когда касаются моей разгоряченной кожи, заставляя меня дрожать. Сжимая ее руки в своих, я притягиваю ее назад, прежде чем она уйдет, мои губы приближаются к ее уху и шепчут:

– Я хочу большего.

Она сомневается. Ее бедра сжимаются вокруг моих. Ее дыхание прерывается, а дрожащий выдох согревает мою шею. Она растворяется во мне всего на мгновение – просто волшебное, продолжительное мгновение, которое я хочу заморозить во времени.

Но ее разум побеждает, и она отстраняется, как будто я только что обжег ее.

– Мы не можем, – говорит она, выдавливая слова через силу, почти с болью. Слезая с моих ног, а затем и с кровати, Сидни меняет тему: – Я испекла печенье.

Приподнимаясь, я стискиваю зубы и опускаю голову, вглядываясь в замысловатый узор покрывала. Я пообещал ей, что наши отношения не станут странными, что я не захочу большего, но сдерживать это обещание становится все труднее. Я вижу ее желания, и особенно четко они отражаются в том, как она смотрит на меня; как держит мою руку, когда мы гуляем; как засыпает у меня на плече, когда по телевизору идут «Ох уж эти детки!». Желания в ее смехе, в ее шутках, в том, как ее кожа нагревается и розовеет, когда я рядом. В том, как она стоит рядом со мной, когда я поднимаю взгляд, чтобы наши глаза встретились. И даже сейчас ее руки все еще дрожат, дыхание прерывистое, губы приоткрыты и требуют поцелуя.

– Я собираюсь одеться и спуститься вниз, – выдавливает она, вместо того чтобы сказать все то, что она скрывает. – Встретимся внизу.

Когда она отворачивается, из меня зачем-то вырывается:

– Сегодня я встретил девушку. В библиотеке.

Сидни замирает, повернувшись ко мне спиной и склонив голову.

Этот факт совершенно не имеет отношения к нашей ситуации, но я чувствую себя обязанным поделиться.

– Она была очень симпатичной. Тихой и доброй. Ее зовут Табита. Она была похищена, как и я.

Она медленно поворачивается, ее радужки сверкают от неведомого чувства.

– Табита Брайтон?

– Да. – Мы пристально смотрим друг на друга, и я понимаю, что жду реакцию. Какую-то. Я не знаю почему. – Вы с ней знакомы?

Быстрый кивок.

– Сводник. Он зарезал одиннадцать человек недалеко отсюда. Выжили трое, и она была одной из них. Другими были Кора Лоусон и Дин Ашер. На самом деле Клементина училась в том же колледже, что и Дин. Это была ужасная история. – Сидни чешет предплечье, ее челюсти сжаты. – Одно время я думала,