Одаренные. Книга 2. Лучший мир - Маркус Сэйки

Свет задержался в таком положении на несколько секунд, а потом снова заплясал по дороге, направляясь в сторону. Итан выдохнул, только теперь поняв, что все это время задерживал дыхание.

– Эти люди как мы, – сказала Эйми. – Пытаются выбраться.

Итан кивнул. Они тронулись с места, следуя за призрачным светом фонарика.

– Интересно, сколько еще народа прониклось такой же идеей?

* * *

Час спустя их было несколько десятков. Каждая группа двигалась сама по себе, нанизанная на дорогу, как бусинки на шнурок. У большинства были фонарики, и они не предпринимали ничего, чтобы их спрятать. Некоторые разговаривали. Кто-то впереди запел «Старую дружбу»[38].

– Люблю эту песню, – сказала Эйми.

– Да, помню.

– Как раз к месту. – Она принялась напевать вполголоса: – «С тобой топтали мы вдвоем траву родных полей, но не один крутой подъем мы взяли с юных дней»[39].

– У меня ноги гудят, как после крутого подъема, – признался Итан.

Они шли теперь по зоне застройки на окраине – одному из этих странных районов, возникших непонятно где. Здесь возводилось около десятка домов, их силуэты темнели на фоне неба. У входа висело объявление, которое он сумел разобрать: «Лучшее, что может дать природа, с самыми современными удобствами. Дома мечты, начиная от мизерных трехсот тысяч!»

Рядом стоял достроенный образец. Итан увидел человека на крыльце – тот смотрел на медленную цепочку беженцев. Итан кивнул ему, но мужчина не ответил. В лесу вскрикнула птица. Такие звуки явно издают хищники, и Итан подумал о том, кто простился с жизнью. Может быть, мышь в когтях совы.

– «За счастье прежних дней», – тихо повторила Эйми. – Может быть, это про нас. Счастье прежних дней.

Итан скосил глаза – печаль в голосе жены тронула его. Эйми не принадлежала к категории агрессивно-веселых людей, но в целом считала довольно удивительным само существование стакана, будь он полупустым или полуполным. Эта интонация в ее голосе наглядно демонстрировала всю тяжесть ситуации, в которой они оказались. Демонстрировала сильнее, чем то, что случилось с их городом, с их районом, сильнее терроризма или беспорядков, сильнее, чем их положение беженцев. И не только то, что происходило с ними, но и то, что происходило с миром вокруг них.

Он вспомнил передачу по радио в тот вечер, когда были опустошены магазины. Ведущий говорил о системе снабжения супермаркетов, о том, как это происходило в реальном времени. Итан мог себе представить систему, при которой все это могло работать: сканеры, компьютеры, снабжение, логистика, закупки. Один из миллиона планов, благодаря которым существовал мир. Схема не менее сложная и эффективная, чем сосудистая система, обеспечивающая организм кровью.

Но какой бы эффективной ни была сосудистая система, перережь артерию – и тело умрет.

Не то ли сделали и «Дети Дарвина»? Не станет ли безумие, охватившее Кливленд, распространяться? Не будут ли выходить из строя системы энергоснабжения повсеместно? Не пресечется ли движение продуктов с фермы в магазин, не перестанут ли полицейские защищать, а врачи – лечить?

Неужели жизнь настолько уязвима?

«Ты знаешь, что уязвима».

Мир функционировал, поскольку люди согласились поверить, что он функционирует. Человек мог дать бумажный листочек продавцу и выйти из магазина с покупкой, потому что они согласились с тем, что эта бумага якобы что-то стоит. Мог общаться с людьми, которые находятся за тысячу миль от него, и называть это чатом. Планшетник в кармане имел доступ ко всем знаниям, накопленным человечеством, начиная от умения вправлять суставы до создания атомной бомбы.

И все это было нереальным. Всеобщая целительная галлюцинация.

«Что будет, когда мы больше не сможем верить?»

– Все образуется, – сказал Итан.

– Не надо мне постоянно повторять это, – одернула его Эйми. – Управлять мною не нужно.

Он хотел возразить, но оборвал себя.

– Ты права. Извини.

– И ты меня извини, – вздохнула она, смягчившись. – Просто я устала.

– Да, выдвижной диван твоей матери никогда не казался таким… – Он замолчал и остановился.

– Что случилось?

– Слышишь?..

Двигатели. Звук поначалу был слабым, но быстро набирал силу. Ночь стояла тихая. Они бы и за милю услышали работающий двигатель машины. Но это было так, словно…

…словно автомобили заранее припарковались и ждали.

– Бежим! – крикнул Итан и, схватив Эйми за руку, потащил с дороги.

Остальные тоже услышали этот звук и стали разбегаться – лучи фонариков засуетились, заметались яркие кляксы света.

Из-за поворота появились «хаммеры», их прожектора на крышах превратили ночь в день. Из громкоговорителей раздался голос, разобрать который за визгом и ревом моторов было невозможно. Но Итан и не тратил время на то, чтобы прислушаться, – он бежал. Тяжелый рюкзак прыгал на его спине, сердце колотилось о ребра, огненные когти обжигали колено, пока они с Эйми неслись по усыпанной гравием подъездной дорожке к дому-образцу. Жена отставала на полшага. Наконец они укрылись возле стены, но проснулась и заплакала Вайолет.

Лицо Эйми заострилось, она пробормотала:

– Ш-ш-ш, не надо, не сейчас, пожалуйста, ш-ш-ш.

«Что теперь?»

Выглянув за угол дома, Итан увидел, что «хаммеры» разделились: один остановился у начала дороги, два других покатили вдогонку за беженцами. Рыскающие лучи прожекторов ослепляли, и люди замирали в их свете.

– Остановитесь! Или мы будем стрелять. Встаньте на колени и положите руки на затылок.

«Неужели они и в самом деле будут стрелять?»

Он не знал этого. Если правительство решило, что эти граждане могут быть террористами или инфицированными… тогда, возможно, и будут.

Люди на дороге подчинялись: клали свои сумки и одеяла, становились на колени. Лучи прожекторов, вихлявшие туда-сюда, высвечивали сгрудившиеся фигуры, которые отбрасывали странные тени.

– Доктор Итан Парк! Беспилотник опознал вас на этой дороге.

У него отвисла челюсть, холодная паника пронзила тело. Руки покалывало и жгло.

«Беспилотник?!»

С какой стати какой-то поганый беспилотник будет его искать? И вообще, кто будет его искать?

– Доктор Парк, положите руки на голову и медленно идите к машинам.

– Что? – прошептала Эйми с побелевшими в отраженном свете глазами. – Зачем мы им нужны?