Неизвестный Кожедуб - Иван Кожедуб

— А куда же ты, Мухин, смотрел?

— Да этот раз я тоже не уследил за вами, — отвечает Мухин виновато.

Подзываю Гопкало. Он краснеет еще сильнее, и мне становится его жалко. Но я сухо и резко говорю ему:

— Знаю вашу горячность и стремление сбить вражеский самолет, но действовать надо своевременно и разумно. Запомните: сначала взвесь, потом дерзай. Вздумаете еще путать строй — больше с собой никогда не возьму. Поняли?

— Понял, товарищ командир. Клянусь вам, больше этого не будет!

Мне жаль ребят — представляю, что они пережили, поняв ошибку. Хочется рассказать им о бое, но я бросаю официально:

— Можете быть свободными, товарищи лейтенанты.

Они переглядываются и расходятся, понурив головы. Иду на КП и думаю о том, что все предвидеть в воздухе невозможно, нужно учиться на каждой своей и чужой ошибке.

Несколько дней Гопкало ходил сам не свой, даже осунулся. Но урок пошел ему на пользу. Это чувствовалось по его поведению и на земле и в воздухе.

34. В ожесточенных схватках

Мы вылетаем по нескольку раз в день. Механики иногда даже не успевают подробно осмотреть машину между вылетами. Они работают круглосуточно.

Разгорается ожесточенное воздушное сражение. В бой вступают почти все истребители нашего фронта.

В воздухе знакомимся, не видя друг друга, и расстаемся, так и не узнав фамилии товарища, с которым крыло к крылу охранял наземные войска.

4 октября 1943 года, после короткого боя, я погнался за «юнкерсом» и сбил его на вражеской территории. Смотрю, выше меня кружит «Як», а к нему пристраивается «мессершмитт».

— «Як»! «Як»! Сзади «мессер»!

«Мессершмитт» вот-вот откроет огонь. Выжимаю последнее, что могу, из своего самолета и сзади, снизу, прошиваю «мессершмитт» длинной очередью. Он падает вниз. «Як» пристроился ко мне и качает крыльями, приветствуя: «Спасибо, товарищ, спас меня!»

Мы разлетаемся в разные стороны.

Почти каждый вылет завершается напряженным воздушным боем. Идет ожесточенная воздушная битва в районе переправ и плацдарма, занятого нашими войсками на западном берегу Днепра.

За десять дней боев я сбил одиннадцать вражеских самолетов, настолько велик был боевой подъем.

Немцы хотели во что бы то ни стало оттеснить наши войска с западного берега Днепра. На земле все их планы разбила советская пехота, танки, артиллерия, а в воздухе — сталинская авиация.

33. «Рама»

Погода начинает портиться. Метеорологическая обстановка не способствует действиям авиации. Много думаю об освоении полетов на любых высотах, вплоть до бреющего.

…Раннее пасмурное утро. Веду группу в составе шести самолетов на боевое задание. Облака прижимают нас к земле, и мы летим на низкой высоте. Нам прекрасно видны немцы, сидящие в окопах.

Мы над линией фронта. Осматриваюсь вокруг. Вражеские зенитки не стреляют. Но я по опыту знаю: когда они молчат, значит, немцы ждут подходящего момента, чтобы застать нас врасплох. Я предпочитал, чтобы они стреляли: можно было бы маневрировать.

Вижу, к линии фронта, под облаками, прямо на нас вдет самолет На фронтовом языке он назывался «рамой» — это немецкий разведчик и корректировщик артиллерийского огня. Его экипаж — три-четыре человека. По очертаниям он напоминает раму.

Зная подвижность «рамы», я решил атаковать ее в паре с Мухиным. Иначе можно ее упустить: пока будешь передавать летчикам группы — она уйдет в облака. Четверка самолетов моей группы зорко охраняет наземные войска, а я под прикрытием ведомого отхожу в сторонку, делаю вид, что не замечаю «раму», а потом, резко развернувшись, с ходу открываю огонь. «Рама» начала быстро снижаться. Кричу ведомому:

— Вася, бей ее!

Мухин «насел» на вражескую машину и «клюет» ее. «Рама» перешла в пике. Ее стрелок продолжает отстреливаться. Это предсмертные судороги. Вражеский самолет врезался в землю на своих же позициях. Вот тогда-то заработали немецкие зенитки. Слева мимо меня проносятся снаряды. Резким движением бросаю самолет в сторону. К гулу мотора примешивается звук, похожий на звук лопнувшей туго натянутой струны. У меня в крыле пробоина.

В минуту опасности мысль работает быстро. Я рассчитал: только через пятнадцать минут истечет время, отведенное мне командованием для патрулирования. Надо продержаться. Кричу по радио Мухину:

— Вася, все в порядке!

Слежу за воздухом и за «дыханием» своего «Ла-5». В сотый раз с благодарностью думаю о создателях выносливой, надежной машины.

Четверть часа прошло. Мы выполнили свой долг. Нас сменяют другие товарищи. Противник не появляется. И мы всей шестеркой возвращаемся домой.

На аэродроме я решил детально разобрать бой своей пары. Полет на бреющем, на небольших высотах, в тяжелых метеорологических условиях тогда применялся еще не так часто, особенно группой. Объясняю летчикам, что в такой сложной обстановке надо действовать исключительно четко, спаянно и бдительно. В этих условиях внезапное появление противника более вероятно, чем когда-либо. Одновременно надо следить за тем, чтобы не «врезаться» в землю, и надо умело провести противозенитный маневр.

Этот вылет был для меня как бы началом широкого применения боя на низких высотах.

36. Учимся мастерству

Многое мне дают разборы полетов, которые проводит командир части. Я внимательно слушаю, как мои однополчане противопоставляют тактике врага свою боевую тактику, делаю выводы, заношу в блокнот схемы наиболее поучительных атак. Накопляется опыт, растет умение.

Мастерству учишься не только у испытанных летчиков, но и у молодежи. Было чему поучиться, например, у Паши Брызгалова. Он отлично пилотировал. Когда мы вылетали группами, Паша почти всегда дрался с немецкими истребителями. Но по неопытности он порой бывал самоуверен и беспечен в воздухе.

Мастерски и отважно действовал в бою Кирилл Евстигнеев. Но мне еще ни разу не доводилось вылетать с ним вместе. Обычно бывало так, что наши группы сменяли друг друга. И вот в один из октябрьских дней 1943 года мы вылетели с ним восьмеркой: Кирилл с четверкой и я с четверкой. Перед нами поставили задачу: прикрыть с воздуха наземные войска в районе плацдарма на западном берегу Днепра. На линии фронта разгорелся бой — мы навязали его противнику — с двенадцатью «мессер-шмиттами». Враг быстро потерял преимущество в высоте. Через несколько минут один «мессершмитт» полетел вниз — я. его сбил, открыв по нему огонь в упор. Смотрю — Кирилл сбил другого.

Противник хочет удрать. Но мы его не пускаем, наседаем со всех сторон. Наши летчики, организованно, слаженно и умело взаимодействуя парами, атакуют врага.

Кричу по радио летчикам своей группы: — Бей, орлы!.. Так их!..

Я знаю по своему опыту, как эта краткая команда подбадривает.

Еще один немец сбит Брызгаловым. Бой продолжается тридцать минут. Гитлеровцы, потеряв три самолета и не выдержав напора, уходят на запад, не сбив ни одного самолета.