Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова

Как она ни старается не бояться, ей страшно. Страшно и очень противно.

«Накаркала, проклятая бабка…»

Однако при воспоминании о Елене Васильевне происходит что-то странное: ужас, парализующий ее мысли, вдруг начинает таять. Олю охватывает та же беспричинная воинственная радость, которую она испытала после разговора с бабушкой. В голове проясняется, дрожь исчезает.

Эти пятеро не страшнее безумной старухи, твердящей про ангелов с отрезанными крыльями, и уж точно не страшнее ее отца. Ей под силу справиться с ними.

Драться? Чепуха! Самые важные битвы выигрываются не в драке.

Едва подумав об этом, Оля видит цветущую белую сирень в соседнем палисаднике – словно мир в ответ на ее уверенность распахивает прежде закрытую дверцу.

Девочка сдерживает торжествующую улыбку.

Ей известно, что находится за палисадником с белой сиренью, а этим двоим – нет, иначе они не были бы так вызывающе расслаблены.

Леха с Рыжим, кажется, слегка теряются, когда девочка ускоряет шаг и быстро идет им навстречу. Но не доходя до них двадцати метров, Оля резко сворачивает направо, на узенькую тропинку между заборами соседних домов, и мчится со всех ног.

Кочки! Ветки! Едва успевай уворачиваться, чтобы не исхлестали лицо. Голые лодыжки стегает крапива, но даже самая злая крапива лучше Грицевца.

После недолгого растерянного молчания позади раздаются яростные крики, и вскоре земля содрогается от дружного топота.

Погоня началась.

Любой другой подросток на месте Оли был бы обречен: его схватили бы через сотню метров и подвергли безжалостной экзекуции. Но они с Димкой не зря проводили столько времени, шатаясь по Русме. Девочка помнит каждый поворот, все тупики; она знает, за каким углом разинет землистую пасть свежевскопанная яма, а где вырастет груда битого кирпича и метнется из подворотни злобный пес без привязи.

Десять минут назад она чувствовала себя кроликом, попавшим в капкан. Но чем быстрее девочка мчится, чем увереннее огибает ловушки на своем пути, тем явственнее преображение, которое началось, когда на память ей пришли бабушкины слова.

Нет больше кролика; есть маленькая лиса, удирающая от охотников.

За очередным поворотом развилка. Налево – кратчайший путь к дому, и Оля знает, что успеет до своей калитки прежде, чем ее догонят. Направо…

Направо – окраина Русмы.

Слева – гарантированное спасение. Повернешь направо, и неизвестно, чем все закончится.

Испуганный кролик бежал бы в свою нору.

Мгновение поколебавшись, Оля сворачивает направо.

– Стой!

– Сука! Кому сказал!

Временами девочке кажется, что ее вот-вот настигнут, схватят за волосы и повалят лицом в грязь. Но приказав себе не оборачиваться, она бежит дальше. Давно улетела в кусты крышка бидона. Сердце колотится как безумное, и очень страшно споткнуться.

Промелькнули пятиэтажки. Выскочила из-за куста и тут же юркнула обратно мелкая шавка.

Оля все-таки бросает назад короткий взгляд.

Все пятеро по-прежнему у нее на хвосте, и первым мчится раззадоренный погоней Женька Грицевец. Сходство с бульдогом усилилось. Он мстит не столько Оле, сколько Синекольскому, и ради этого готов пробежать два-три километра, тем более что исход погони ему очевиден.

Быстрее, Оля, быстрее!

Дома закончились. Под ногами ухабистая проселочная дорога, в ямах поблескивает вода – неделю подряд по ночам лили дожди. «Только не поскользнуться», – твердит себе Оля. Она высматривает знакомые очертания фермы Бурцева и, когда наконец замечает их, сворачивает вправо.

Дорогу и поле разделяет канава. Сейчас она до половины заполнена жидкой грязью. Оля благословляет каждую каплю пролившихся дождей. А еще она обняла бы и расцеловала того человека, который перекинул через канаву узкую доску.

Когда сухо, через канаву можно попросту перемахнуть. Но сейчас края ее осклизли, земля превратилась в разбухшее месиво. Прыгни – и шмякнешься в грязь.

Девочка ступает на край доски. Она идет быстро, но осторожно, балансируя, словно канатоходец. Глянцевая жижа подстерегает ее внизу, а от дороги уже бегут Грицевец и все остальные, уверенные, что теперь Белке никуда не деться.

– Дура ты! – кричит Рыжий.

Оля спрыгивает с мостика и поворачивается к ним. Спасаться ей негде – на поле ее точно догонят.

– Не, она умная, – возражает Грицевец. – Подальше от Русмы ушла. Молодец! Нам так будет удобнее!

У него красная рожа, он запыхался и тяжело дышит. Двое его приятелей согнулись пополам, уперлись ладонями в колени. Никто из них не ожидал, что преследование затянется.

Оля стоит молча и смотрит на них, сложив руки за спиной. Она даже слегка улыбается.

– Не, все-таки дура, – с сожалением говорит Рыжий. – Умная бы доску в канаву сбросила.

Грицевец, отдышавшись, шагает на мостик. Он бы отправил первым кого-нибудь другого, но все понимают, что Белка на той стороне ждет именно его. В глубине души он взбешен этими гонками через весь поселок. Его грызет подозрение, что девка поиздевалась над ними, выставила его на посмешище, заставив носиться за ней, как щенков. Все должно было пройти иначе. Ну, поучили бы маленько… Похватали бы за мягкие места. Ей это только на пользу. Наглая она очень, Белка. Вырастет в дерзкую бабу, если сейчас не приструнить. Вон, стоит, таращится глазищами своими черными; рожа непроницаемая, и хрен поймешь, что на уме. Чего стоит-то? Дура. Ведь и правда, могла бы мостик перевернуть, и не добрались бы они до нее.

– Слышь, – хрипло говорит Женька, чтобы придать себе уверенности, – а у Синяка твоего… тоже кривой, как его рожа?

Он преодолел ровно половину пути.

Не отвечая, Оля заносит руку для броска. Ее пальцы сжимают за край горлышка бидон, который она чудом не выронила во время погони.

В журнале у Ольги Белкиной двойка за лазанье по канату и пятерка за метание мяча. Обе оценки заслужены. Если ты год подряд швыряешь камни, соревнуясь с товарищем, кто быстрее сшибет банку с забора, попасть тряпичным мячиком в центр нарисованного круга тебе не составит труда.

– Х-ха! – гортанно выкрикивает Оля.

Навстречу Грицевцу летит пущенный изо всех сил бидон без крышки. Женька не успевает ни уклониться, ни закрыться ладонью. Бам-м-м!

Словно башенный кран, Грицевец медленно заваливается набок. Он успевает взмахнуть руками, а затем сочная грязь радостно принимает его тушу и взметает приветственные фонтаны брызг. С другой стороны скромно падает бидон.

Четыре головы склоняются над канавой, обалдело глядя на тело своего предводителя.

Пока ее враги стоят, оцепенев от изумления, Оля исполняет совет Рыжего: сбрасывает доску. Когда Женьку, барахтающегося в грязи, накрывает доской, снизу доносится бессильная яростная ругань.