Вниз тормашками - Светлана Алешина

— Ничего, — спокойно оборвал разговор Дмитрий Петрович. — Просто я ее помню.

Лариса пару секунд подумала и решила пойти ва-банк.

— К ней жених на днях приходил. Миша. Вы в курсе?

— А, так вы знаете, — врач облегченно вздохнул. — А то сами понимаете: мы же вроде бы не должны пускать сюда посторонних, но он очень просил. У Зоечки сердце не железное, вот она и не выдержала.

— А во сколько это было?

— Зоечка, когда тот молодой человек к девушке, которую чуть не задушили, приходил? — спросил врач.

— Полдвенадцатого, позавчера, — откликнулась Зоечка, размешивая в стакане растворимый кофе. Здесь же на столе, рядом со стетоскопами и какими-то медкартами, лежала нераспечатанная пачка печенья «Юбилейное» и стояла банка варенья. — Цветы ей принес, но их пришлось убрать. Нельзя.

— Долго он у нее пробыл? — спросила Лариса.

— Да пять минут всего. Все-таки это большой риск — если узнают, мы можем и с работы вылететь. Поэтому мы им сказали, чтобы они поскорее там…

— Значит, женихов вы пускаете, а родителей нет, — подытожила Лариса.

— Каких родителей? — усмехнулся врач. — Девчонка-то детдомовская. У нее медицинская карта старая, там все указано.

«Вот тебе и на! — поразилась Лариса. — Оказывается, Оля все напридумывала? Но зачем? Если это оказалось ложью, то, может быть, и все остальное — тоже вранье?»

* * *

В женской палате никого, кроме лежавшей возле окна бледной Ольги, вроде бы дремлющей, не было. Лариса осторожно подошла к ней, думая, что та спит, но больная открыла глаза и слабо улыбнулась.

— А, это вы, — Ольга приподнялась на кровати и села.

Слабым голосом, со всхлипами она поблагодарила Ларису за то, что та спасла ей жизнь. Лариса почувствовала себя неловко. Она не очень любила такие моменты, напоминающие ей о «мыльных операх», и поэтому Лариса поспешила перевести разговор на другую тему.

— Ольга, как я понимаю, вас перевели сюда только сегодня. К вам еще не приходил следователь?

— Нет.

— Вот и отлично. Я бы хотела с вами поговорить о том дне, когда вас чуть не убили.

На Ольгино лицо легла тень неудовольствия.

— Я… я бы не хотела об этом говорить, но, наверное, придется. Вам же это нужно. Только вот я практически ничего не помню, — на немой вопрос, который Лариса выразила поднятием бровей, девушка ответила: — Я сама была удивлена, когда пришла в себя, попыталась вспомнить, что произошло, и поняла, что ничего не помню. Врач мне объяснил, что это могут быть последствия шока, что со временем, когда моя психика будет подготовлена, все всплывет само собой. А пока… как же это он сказал, — Ольга нахмурилась, — пока мое сознание само защищает меня от боли. По-моему, так. Я помню только то, как очнулась на кровати, а рядом — вы, а еще… шея очень болит. И перед глазами все качается, искры летают…

Она зажмурилась и мотнула головой, словно пытаясь прогнать ужасные воспоминания.

— Понятно. Скажите, Оля, а к вам никто не приходил? Я имею в виду родителей, друзей… — начала Лариса.

— Может быть, и приходили, — пожала плечами Ольга, — я же без сознания была. Про родителей я вам рассказывала, а друзей у меня нет, кроме… Миши, Хоббита и Максима, но их бы не пустили.

— Врать нехорошо, Олечка, — мягко сказала Лариса. — Я-то знаю, что к вам позавчера в половине двенадцатого ночи приходил Михаил.

— Что? — Ольга попыталась изобразить удивление, но она была еще слишком слаба для хорошей актерской игры. Отлившая от лица кровь выдала ее волнение. На виске бешено забилась голубоватая жилка. — С чего вы это взяли? — пробормотала она.

— Мне врач сказал, — объяснила Лариса, — так что, сами понимаете, нет смысла это скрывать. Михаил — ваш жених?

— Нет, — замотала головой девушка, — нет, вы же знаете, что моим женихом был Дима! Я не понимаю ваших вопросов…

— Оля, — Лариса пару секунд смотрела на тумбочку, где стояли те самые цветы, которые медсестра не разрешила оставить в реанимационной палате. Белые тугие хризантемы уже слегка подвяли. — Кто подарил вам цветы?

Девушка с испугом посмотрела на цветы, потом на Ларису… и закрыла лицо руками. Через некоторое время она взглянула на Котову совсем с другим выражением лица.

— Да, вы правы. Ни к чему врать, что их принесла подруга — сама же вам сто раз говорила, что у меня нет подруг!

— И родителей у вас тоже нет, — подсказала Лариса, — вы же из детдома.

— Уже знаете? — криво усмехнулась девушка и нервно поправила бинт на шее. — Все-то вам известно!

— Почему вы мне соврали? И тогда, и сейчас?..

Некоторое время девушка смотрела на одеяло, но Лариса терпеливо ждала. Она по опыту знала, что человеку требуется некоторое время, прежде чем выложить всю правду. Хотя будет ли Ольгин рассказ правдой и на этот раз? Или опять она сочинит что-нибудь трогательное и душещипательное? Чувствуется, что девчонка выросла на мексиканских сериалах.

— Я выросла в детдоме, — начала Ольга, аккуратно расправляя складки на одеяле до идеальной симметричности и гладкости. — Дмитрий рос вместе со мной, мы всегда были друзьями. Знаете, у нас был не обычный детдом, а своеобразная семья. Помимо нас, у Ласточкиных было еще двадцать два ребенка.

Лариса напрягла память и вспомнила, что действительно читала в какой-то газете об очередной семье в Тарасовской области, в которой героические родители, кроме своих собственных отпрысков, взращивали для общества и брошенных детей. Возможно, что их фамилия была именно Ласточкины.

— Подожди, ты сказала — Ласточкины? — уточнила Лариса. — Но ведь это фамилия Дмитрия. А ты — Северцева!

— Он поступил в университет, я тоже, — не слушая Ларису, продолжала Ольга. Казалось, она была в каком-то трансе. — Вся эта история про четырех друзей вообще-то липа. На самом деле друзьями были только я и Михаил, а Антон и Максим просто входили в компанию. Они сначала не хотели принимать Димку к себе, считая, что мы спим вместе, но мне удалось доказать, что он — мой брат.

— Зачем это нужно было делать? — удивилась Лариса.

— А вы сами подумайте, каково нам там было? Мишка считался самым крутым парнем на нашем курсе, а Димка, который на меня ни капельки не похож, смотрелся как любовник рядом со мной, что ли. К тому же у него и фамилия была другая. Не станешь же каждому объяснять, что наши родители приложили все усилия, чтобы сохранить нам наши фамилии.

— Постойте, но ведь вы были брошены? Вам должны были присвоить фамилию опекунов, — совсем запуталась Лариса.

— Я, например, была устроена в сиротский приют из-за трудной обстановки в семье. Я понятия не имею, кто мои настоящие родители, да и, если честно, выяснять не хочу. А Димка — настоящий «брошенка», прямо в роддоме от него мать отказалась. Поэтому он — Ласточкин, а я — Северцева. Понятно?