Общая психопатология - Карл Теодор Ясперс

Значение вещей внезапно меняется. Больная видит на улице людей в форме; это испанские солдаты. Люди в другой форме – это турецкие солдаты. Собрались солдаты всех армий. Это мировая война (запись датирована временем до 1914 года). Затем, на расстоянии нескольких шагов, больная видит человека в коричневой куртке. Это умерший архиепископ; он воскрес. Двое в плащах – это Шиллер и Гете. Некоторые дома в лесах; весь город должен быть разрушен. Другая больная видит на улице человека и сразу узнает в нем своего давнего возлюбленного – правда, выглядящего совсем по-другому: он надел парик и вообще изменил внешность. Все это несколько странно. Один больной говорит об аналогичном переживании: «Все до такой степени четко и ясно, что во мне, несмотря ни на что, не возникнет никаких сомнений».

Больной заметил в кафе официанта, который быстро, вприпрыжку пробежал мимо; это внушило больному ужас. Он заметил, что один из его знакомых ведет себя как-то странно, и ему стало не по себе; все на улице переменилось, возникло чувство, что вот-вот что-то произойдет. Прохожий пристально на него взглянул; возможно, это сыщик. Появилась собака, которую словно загипнотизировали: какая-то механическая собака, изготовленная из резины. Повсюду так много людей; против больного явно что-то замышляется. Все щелкают зонтиками, словно под ними спрятан какой-то аппарат.

В других случаях больные отмечают преображенные лица, необычайную красоту пейзажей, сияющие золотые волосы, потрясающее великолепие солнечного света. Что-то происходит: мир меняется, начинается новая эра. Лампы заколдованы и не зажигаются; за этим кроется что-то неестественное. Ребенок выглядит как обезьяна; люди перемешались, они все самозванцы, они выглядят неестественно. Вывески на домах перекосились, улицы кажутся подозрительными; все происходит так быстро. Собака так странно скребется в дверь. Такие больные постоянно говорят о том, что их что-то «поразило», хотя не могут объяснить, почему они обращают особое внимание на те или иные вещи и что именно они подозревают. В первую очередь они хотят объяснить это самим себе.

Жесты, двусмысленные слова кажутся «молчаливыми намеками». Больному сообщаются самые разные вещи. Вполне безобидные замечания вроде: «Какие прелестные гвоздики» или «Как хорошо сидит эта блузка» – содержат совершенно иные значения, понятные для других. Люди смотрят на больного так, словно собираются сказать ему нечто особенное. «Казалось, все делалось назло мне; все, что произошло в Мангейме, имело целью насмеяться надо мной, обмануть меня». Нет сомнения, что люди на улице говорят о больном. К нему относятся странные слова, доносящиеся до его слуха, когда он проходит мимо. В газетах, книгах, повсюду есть что-то, предназначенное специально для больного, относящееся к его личной жизни и содержащее предостережения или оскорбления. Больные противятся любой попытке объяснить это как простое совпадение. Эти «дьявольские случаи» явно не случайны. Столкновения на улице явно преднамеренны. То, что кусок мыла оказался на столе, где его раньше не было, является несомненным оскорблением.

«Стоило мне выйти из дома, как кто-то подкрался ко мне, внимательно осмотрел меня и попытался поставить на моем пути велосипедиста. В нескольких шагах от меня стояла школьница; она мне ободряюще улыбнулась». Придя в свою контору, он заметил, что коллеги его дурачат и издеваются над ним… «В 12 часов, то есть когда девочки возвращаются из школы домой, начались новые оскорбления. Я всячески пытался сдерживать себя и только смотреть на них; я просто хотел видеть стайку девочек, не делая никаких жестов… Но мальчишки хотели представить дело так, словно я делал что-то безнравственное, они хотели исказить факты и направить их против меня, но не было ничего более далекого от моих намерений, чем безобразное разглядывание и желание напугать… Посреди улицы они дразнили меня и смеялись прямо мне в лицо; самым мерзким образом они разбрасывали на моем пути карикатуры. Предполагалось, что в них я должен был находить сходство с другими людьми… Мальчишки говорили обо мне позднее в полицейском участке… Они братались с рабочими… Это отвратительное ощущение, что тебя разглядывают и на тебя показывают пальцем, продолжалось и во время обеда. Входя в свою квартиру, я все время испытывал раздражение, потому что кто-то бросал на меня бессмысленный взгляд, но я не знал имен вовлеченных в это дело полицейских и частных лиц». На суде больной заявил протест против «языка глаз», к которому прибегал судья. На улице «полицейские пытались подкрасться ко мне, но я отогнал их своими взглядами. Они превратились в нечто вроде враждебного ополчения… Единственное, что я мог сделать, – это занять оборонительную позицию и никогда ни на кого не нападать».