Город ведьм - Антон Леонтьев

Он принялся усиленно молиться, предлагая любым силам, хоть света, хоть тьмы, за свое спасение все что угодно. Он никогда не будет больше вести себя плохо, он никогда никому не доставит неприятностей, он покается и начнет совершенно новую жизнь!

Женится на Наде, заведет с ней детей, станет детским врачом…

Максим рыдал и рыдал и, видимо, под остаточным действием наркотиков стал проваливаться в зыбкое беспамятство. Да, он готов забыть обо всем, что было, он готов…

Лишь бы остаться в живых!

В себя Максим пришел оттого, что кто-то самым бесцеремонным образом прополз по его вихрам. Крысы! Юноша не ведал, как долго он провел в забытьи – минуту, час или сутки. Он ощутил резкую боль где-то в легких и в районе почек. Так и есть, он уже переохладился, подхватил разнообразные воспаления, которые сведут его в могилу.

С учетом того, что он уже находился в могиле, тем более коммунальной, выражение было более чем неподходящее.

Но даже смерть от воспаления легких или, что было более вероятно, множественного отказа внутренних органов представлялась предпочтительной и даже желанной по сравнению с кончиной в результате нападения крыс.

А те осмелели, ползали по Максиму, у которого уже не было сил шевелиться, и ему показалось, что он ощутил мелкие укусы в районе ягодиц и лодыжки.

Начинается…

Максим попытался перевернуться, однако крыс это не отпугнуло. Внезапно сквозь неплотно прикрытую крышку саркофага он заметил потоки яркого света.

Похоже, конец наступил раньше, чем он думал, и он уже скончался, хотя еще воображал себя живым, и перед ним разверзлись врата потустороннего мира. И его встречал свет, яркий свет, в который ему предстояло вступить.

Только как вступить, если у него все еще были связаны ноги, а по нему сновали крысы? Разве не должна душа воспарить к потолку, чтобы обозревать оттуда покинутое бренное тело?

Максима охватило волнение. Куда он попадет – в рай или ад? Или все эти религиозные концепции были полной ерундой? Ему сделалось жутко – видимо, все же в ад, ведь пай-мальчиком он, увы, не был, а так хотелось в рай, к бабуле, которая наверняка нежилась там в компании ангелочков и херувимчиков.

– Здесь, здесь! – донеслись до него приглушенные голоса, и Максим вдруг понял: он вовсе не умер, и свет, который заливал подземную комнату, был не потусторонний.

Крышка саркофага дрогнула, и крысы бросились врассыпную. Максим затаил дыхание – наверняка вернулись типы, чтобы… Чтобы добить его! Или Яна самолично заявилась, дабы лишить его жизни.

Что же, он был готов если умирать, так с музыкой. Главное, не с крысами.

Крышка с грохотом была отодвинута в сторону, Максим рефлекторно закрыл глаза, ослепленный потоками света.

– Он здесь! – раздался восторженный крик, и Максим приоткрыл правый глаз, а затем левый.

И увидел склонившееся над ним улыбающееся лицо Нади. Она стала покрывать его лицо поцелуями, при этом бормоча:

– Господи, Максимка, ты живой! Ты живой! Как же я счастлива! Ты живой!

Так как опустить на подземный уровень склепа складную каталку и поднять на ней Максима не представлялось возможным, ему пришлось самостоятельно выбираться на поверхность. Впрочем, Максим опирался на плечо Нади, а сзади его поддерживал медбрат.

Наверху был яркий солнечный день. Максима осторожно положили на носилки и потащили к машине «Скорой помощи», припаркованной за оградой Старого кладбища.

Пока медики проверяли жизненные функции Максима, Надя, стоявшая около раскрытого нутра «Скорой», тараторила по мобильному:

– Да, да, да, Тамара Федоровна! Все, нашли! Живой и невредимый. О, если бы не вы и не ваши люди, которых вы предоставили в мое распоряжение… Да, они почти сразу наткнулись на этих подозрительных типов. Так и есть, сектанты. Один из них сознался и привел нас на Старое кладбище, где они Максимку в склеп бросили. Вот ведь нелюди! Это им Яна приказала, будь она неладна!

– Жить будешь, – констатировал один из парамедиков, ставя капельницу. – Переохлаждение, подозрение на воспаление легких, вероятны травмы внутренних органов. Однако до свадьбы заживет!

Максим, взглянув на расхаживавшую около «Скорой» раскрасневшуюся Надю, подумал о данном в саркофаге обете. Помимо прочего, он обещал жениться на Наде. Что же, видимо, придется.

Тем более что она, выходит, спасла ему жизнь.

– Подождите! Я с вами еду! – крикнула Надя, забираясь внутрь «Скорой».

– Вы кто? – произнесла неприветливо женщина-врач, а Максим просипел:

– Моя… невеста…

Надя схватила его руку, прижала ее к своей груди и закричала:

– Максимчик, я еще в себя прийти не могу! Ты жив!

Максим слабо улыбнулся – он и сам не мог поверить в это. Он повернул голову, бросил взгляд на толпящихся около Старого кладбища людей и оцепенел.

Один из медиков закрыл двери «Скорой» изнутри, и та, завывая сиренами, отправилась в путь.

– Господи, он… там! – прошептал Максим, цепляясь за руки Нади. Та испуганно склонилась над студентом и спросила:

– Что ты сказал? Кто – он? И где?

Максим, чувствуя, что в ушах у него зазвенело и что медикаменты, которые вводили ему, начинают оказывать действие, сонным голосом произнес:

– Там, около кладбища. Это было он, хотя и без бороды. Но зато с бакенбардами. И голова теперь бритая. Но я все равно его тотчас узнал. У него еще такой массивный золотой перстень. Это он, похититель! Маньяк!

– Ты уверен, что это был именно он? – спросила Надя, осторожно поправляя одеяло. Максим, лежавший перед ней на кровати в отдельной палате частной клиники, куда его оперативно устроила матушка олигарха, произнес:

– Я уверяю тебя, что это был он! Без бороды.

– Может, ты кого-то другого за него принял? Тем более сам говоришь, он был без бороды.

Максим откинулся на подушку и упрямо произнес:

– Это он! Тот же взгляд, та же форма черепа, те же большие мясистые уши. Это он! Или ты думаешь, что я все сочиняю и у меня были галлюцинации на фоне стресса и инъекции наркотических веществ?

Надя поцеловала Максима в лоб и примирительным тоном произнесла:

– Нет, конечно. Просто там зевак не было, не успели еще собраться. И никаких журналистов тем более. Только люди одной охранной фирмы, которая принадлежит Вениамину Филину и которых по просьбе Тамары Федоровны, его матушки, выделили для твоих поисков.

– Значит, он – один из них! – заявил Максим. – Полностью лысый. Весь в черном. Это он, слышишь!

Максим говорил истеричным тоном. Надя погладила его по руке и ничего не сказала. В палату вошел главврач в окружении свиты и, направившись к Максиму, произнес, глядя на него поверх очков в тонкой золотой оправе: