Любовь бессмертна - Бертрис Смолл

— Это наша брачная ночь, — пробормотал Колин, — и поверь, ты никогда ее не забудешь.

Обжигая горячим дыханием ее ухо, он проник языком в крохотную раковинку и повернул Фиону к себе, так что их тела соприкоснулись. Фиона инстинктивно уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь отстраниться. Прикосновение ее рук и аромат кожи пьянили его, лишая разума. Колин тихо застонал. Фиона ахнула и поспешно сжала губы. Святая Матерь Божья! Должно быть, Господь и впрямь наделил ее сердцем потаскухи, иначе она осталась бы равнодушной к этому человеку. Ей отчего-то захотелось плакать, но она сглотнула слезы. Такой роскоши она не может себе позволить.

И тут гнев, который копился в душе все эти недели, вырвался на волю, и она стала не шутя колотить Колина маленькими кулачками.

— Нет, нет, ягненочек мой, — шепнул он и, поймав ее руки, поцеловал каждую и завел ей за спину своей огромной лапищей, а другой принялся ласкать, сознавая, что мог бы провести так всю ночь. Но… но пока он не овладеет Фионой окончательно, она будет отбиваться от него. — Не вырывайся, милая, ты же знаешь, что наше слияние неминуемо. Ты моя жена, сердце мое, и я люблю тебя.

Будь он проклят! Как легко эти слова сорвались с его губ, а ведь ему совсем не обязательно было говорить их, прежде чем взять ее! Кровь Христова! Почему она так и не услышала подобного признания от Энгуса Гордона?!

Продолжая извиваться, она осыпала его затейливыми ругательствами на гэльском языке, что придавало им куда большую выразительность. Другой мужчина попросту избил бы ее, но Макдоналд всего лишь осторожно прикрыл ей рот ладонью и тихо заметил:

— Ты хочешь, чтобы весь замок слышал нас, Фиона? Но Фиона тотчас впилась зубами ему в руку. На сей раз он вышел из себя и слегка шлепнул ее по щеке. Синие глаза потемнели от ярости, и она наконец утихомирилась. Этот медведь в два счета свернет ей шею, и тогда король уж точно не дождется помощи.

— Я же сказал, Фиона моя, не кричи, — мягко упрекнул он немного погодя. — Послушай, милая, я не хочу причинить тебе ни зла, ни боли. Видишь, какой я большой? Не играй с огнем, девочка. Прекрати эту бессмысленную борьбу и позволь мне любить тебя. Я подарю тебе неслыханное наслаждение.

Он развернул ее спиной к себе, привлек к своему напряженному телу и, откинув густую гриву волос, осыпал поцелуями шею. Исходившее от темных прядей благоухание возбудило его еще сильнее. Руки Колина метались по ее обнаженной спине, лаская нежную кожу. Наконец пальцы дерзко проникли в нее и мгновенно нашли влажный, налившийся желанием бугорок, средоточие ее женственности.

Фиона не могла отвести глаз от зеркала, завороженная необычайным, неприличным, но безумно волнующим зрелищем. Ее голова бессильно откинулась ему на плечо, из груди вырвался то ли стон, то ли всхлип. Его беснующаяся плоть вжалась между ягодицами Фионы, и, вращая бедрами, Колин притиснулся к ней пылающими чреслами.

— Теперь ты принадлежишь мне, сладкая моя, — прохрипел он.

— Никогда, — умудрилась выдавить Фиона. — Никогда я не буду принадлежать ни одному мужчине. Ни тебе, ни Гордону. Никому!

Тихо смеясь, он снова поцеловал ее.

— Ненавижу тебя! — выкрикнула она.

Но Колин снова повернул ее к себе лицом и, стиснув ей ягодицы, насадил на свое нетерпеливо подрагивающее орудие любви. И, к изумлению Фионы, встал боком, так, чтобы она могла видеть, как он попеременно то погружается в нее, то выходит наружу. Ощущение было невыносимо острым, почти болезненным. Он заполнил ее до такой степени, что, казалось, вот-вот разорвет. Однако Колин не спешил. Войдя в нее, он наклонился, чтобы осыпать ее легкими поцелуями, и прошептал, что обожает свою маленькую женушку. Постепенно Фиона расслабилась и забыла о боли.

Колин Макдоналд знал, как подарить женщине наслаждение, и, невзирая на сопротивление Фионы, вознес ее к вершинам блаженства. Растеряв всю решимость оставаться равнодушной, она ответила ему. Его стальная плоть проникала все глубже и глубже, с неумолимостью кинжала, входившего в ножны. Она словно таяла в его объятиях. Резкие выпады становились все более частыми. Веки Фионы отяжелели, но она продолжала смотреть на отражение двух слившихся фигур. Не будь эта сцена столь интригующей, она непременно лишилась бы чувств при виде яростной любовной битвы.

Фиона прильнула к нему, стискивая ногами его торс и обвив руками могучую шею. Дождавшись, когда она забьется в конвульсиях экстаза, он вышел из нее, все еще жаждая удовлетворения, и, подтащив к зеркалу маленький столик, заставил Фиону нагнуться и упереться руками в столешницу. Потом, сжав стройные бедра женщины, медленно вошел в ее бархатистые глубины. Она подчинилась упоительно нараставшему ритму. И, словно отделившись от собственного тела, безучастно наблюдала за заманчиво-притягательной картиной, изображавшей любовников в таинственно мерцающем стекле. По жилам разливалось сладко-горькое пламя, и она вздрогнула, когда его любовная лава наполнила до краев чашу ее страсти.

Тело Фионы поблескивало от испарины. Сердце бешено колотилось, Колин сжал ее в объятиях и стал целовать, пока ноги женщины не подогнулись. Тогда он подхватил ее на руки и положил на кровать. И только потом отодвинул столик и закрыл дверцы шкафа.

— Что за безнравственное стекло! Какой стыд, — вымолвила Фиона, когда перина просела под тяжестью Колина. — Но говоря по правде, я не могла оторвать от него взгляда.

Она еще не пришла в себя и была потрясена не только увиденным, но и тем, что испытала неподдельное наслаждение. И с кем?! Со своим похитителем! С человеком, которого совсем не знала. Со своим мужем. Энгус прав — она распутная, распущенная тварь!

Фионе хотелось плакать, но глаза оставались сухими. Она не выкажет слабости перед Колином Макдоналдом!

Он с любопытством уставился на нее:

— Что скажешь, сердце мое? Тебе понравилось смотреть на наши тела, соединенные страстью?

— Да, — кивнула она, поняв, что этим еще больше возбуждает его. — Видеть это — все равно что испить чашу крепкого вина. Я точно захмелела. Но не думаю, чтобы мне хотелось постоянно припадать к такому кубку, мой господин жеребец.

— Ты была пьяна собственной похотью, — поддразнил Колин, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — И металась, точно сука в течке, так что я почувствовал — ты стала моей навсегда, ибо ничего от меня не утаила.

Фиона протестующе пробормотала что-то, хотя сознавала его правоту. Она была так заворожена увиденным, что не подумала сопротивляться, пусть и притворно.

— Как же я могу устоять перед вами, господин мой? Вы такой огромный и сильный, — с деланной наивностью произнесла она.

— Я слишком хорошо знаю женщин, сладкая моя, — рассмеялся он, — чтобы не распознать ту, что остается равнодушной ко мне, когда я ее объезжаю. Фиона порывисто вскочила.

— Ждешь, что я признаюсь в вечной любви человеку, укравшему меня? И когда пройдет этот год, Колин Макдоналд, не воображай, что я пойду с тобой к алтарю! Не выйдет!