Многочисленные Катерины - Джон Грин

– Я закончил нашу теорему, – сказал он Линдси, которая сидела на розовом сукне бильярдного стола. Глаза ее по-прежнему были распухшими. Гассан развалился на зеленом кожаном диване.

– Правда? – спросила Линдси.

– Ну да. Там работы осталось на восемь секунд. На самом деле я ее почти закончил еще две недели назад, просто не понял, что она уже верна.

– Кафир, – сказал Гассан, – я так рад это слышать, что хочется слезть с дивана и пожать тебе руку, но уж больно удобно пристроился. Говоришь, с помощью твоей формулы про кого хочешь узнать можно?

– Ага.

– И ты можешь предсказывать будущее?

– Конечно, – подтвердил Колин. – С кем ты хочешь встречаться?

– Ну уж нет, чувак. Я пробовал жить, как ты: свидания, девочки, поцелуи, скандалы, – и, видит Аллах, мне это не понравилось. К тому же мой лучший друг – живое предостережение о том, что бывает, когда романтические отношения не завершаются свадьбой. Как ты сам всегда говорил, кафир, все заканчивается расставанием, разводом или смертью. Я хочу ограничиться разводом или смертью, вот и все. Хотя можешь протестировать формулу на мне и Линдси Лохан[82]. Я был бы не прочь обратить ее в ислам, если ты понимаешь, о чем я.

Колин засмеялся, но в остальном проигнорировал эту тираду.

– Проверь меня и Колина, – тихо сказала Линдси, опустив взгляд на свои загорелые коленки. – Другого Колина, – добавила она.

Так Колин и сделал. Он сел на диван и положил на колени книгу, а потом вытащил блокнот и карандаш. Вписывая переменные, он сказал:

– Да, учти, измена – это все равно что расставание. Не расстраивайся, просто так устроена теорема.

– Логично, – коротко ответила Линдси.

Колин так долго работал над теоремой, что с первого взгляда на числа знал, как будет выглядеть график, но все же тщательно отметил все нужные точки.

Когда он показал ей, что получилось, Линдси спросила:

– Подожди, а вот это что?

– Это ДК тебя бросает, – ответил Колин.

– Значит, работает, – равнодушно сказала она. – Странно… Мне грустно, но не из-за него. Мы расстались, а я чувствую только… облегчение.

– Облегчение – эмоция Бросальщиков, – обеспокоенно заметил Колин.

Линдси спрыгнула с бильярдного стола и плюхнулась рядом с Колином.

– Я только что поняла, что не хочу встречаться с подонком, который меня даже не привлекает. Это два отдельных озарения: я не хочу встречаться с подонками, и меня на самом деле не привлекают накачанные мускулы. Хотя в доме престарелых я расплакалась как двухлетка, так что облегчение, наверное, временное.

Гассан выхватил блокнот из рук Колина:

– Вау, она в самом деле работает.

– Я знаю.

– Слушай, не хочу портить тебе праздник, но ты доказал то, что мне и так было известно – что футболисты умеют забивать голы, а Катерины бросают Колинов так же, как Гассаны едят монстробургеры: жадно, часто и с большим удовольствием.

– Ну, настоящее испытание теоремы – предсказание развития отношений, – признал Колин.

– Эй! – Линдси словно что-то вспомнила. – Спроси Гассана, что он делал в этой комнате за двадцать минут до твоего прихода.

– Что ты делал в этой комнате за двадцать мин…

– Кафир, не воспринимай все так буквально, – сказал Гассан. – Я сидел в Интернете.

– В Интернете? Зачем?

Гассан встал, улыбаясь разбитой губой, потрепал шевелюру Колина, направился к выходу, но в дверях остановился и сказал:

– Мы с палкой-громыхалкой решили задать жару в колледже.

Колин открыл рот, собираясь ему ответить, но Гассан предупредил его:

– Я записался только на два курса осенью, так что ты не шибко радуйся. Нужно начать с малого. Не говори мне, как ты рад. Я сам знаю[83].

В утро четверга Колин проспал петухов, а проснулся оттого, что Линдси вскочила на его кровать и закричала:

– Вставай! Мы едем в Мемфис!

Она ловко подпрыгнула, приземлилась попой на матрас и пропела:

– Мемфис, Мемфис. Мы не пойдем работать, а поедем в Мемфис! Шпионить за Холлис и узнать, почему она так резво наполняет матюгальник.

– Угу, – притворно сонно пробормотал Колин.

Когда Колин спустился вниз, Гассан уже успел встать, одеться и поесть. За пару дней его лицо почти восстановилось. Он ворошил кипу бумаг.

– Помоги найти адрес склада, кафир, – громко сказал он. – Я уже запутался в этих таблицах.

Колину потребовалось примерно тридцать секунд, чтобы найти адрес склада в Мемфисе. Он нашел его в деловом письме, адресованном «Гатшот Текстайлс инкорпорейтед».

Чуть позже Гассан закричал:

– 2246 Бульвар Триал, 37501, Мемфис, Теннесси. В Map quest!

И Линдси Ли Уэллс крикнула ему в ответ:

– Отлично! Молодец, Гассан!

– Ну, чисто технически, я первый нашел адрес, – заметил Колин.

– Да ладно, признай мои заслуги. У меня и так выдалась тяжелая неделя, – сказал Гассан, театрально рухнув на диван. – Кстати, зацени, Одинец. Ты единственный Брошенный в доме, которого на днях не бросали.

Это было правдой. Но поскольку Гассан мигом позабыл о Катрине, а Линдси утром вбежала в его комнату, весело напевая песенку, Колин считал, что имеет право носить звание Самого Опустошенного Брошенного в этом доме. Но он должен был признать, что ему не очень-то и хотелось, чтобы K. XIX вернулась к нему. Ему хотелось, чтобы она позвонила, хотелось, чтобы она по нему скучала. Но ему и без нее было неплохо. Одинокая жизнь еще никогда не казалась ему такой интересной.

Гассан крикнул «водитель», а Линдси – «пассажир», так что Колину пришлось удалиться на заднее сиденье собственной машины, где он свернулся калачиком у окна и читал «Симор. Введение» Сэлинджера. Он дочитал ее в тот момент, когда на горизонте показалась панорама Мемфиса. Не Чикаго, конечно, но Колин соскучился по небоскребам.

Они проехали в ту часть города, которая будто бы целиком состояла из низеньких домишек. Окон в них почти не было. Табли чек, помогающих разобраться, что находится внутри зданий, было еще меньше, чем окон. Линдси жестом указала на одно из них, и Гассан заехал на пустую четырехместную парковку.