Бангкокская татуировка - Джон Бердетт

Другая женщина распознала бы в этих рассказах сигналы опасности, но опытные проститутки привыкли выслушивать морочащих им головы мужчин. Чанья заключила, что у Митча есть где-то жена и семья, а ее он считает недостаточно умной, чтобы разглядеть в этих историях противоречия. Слегка удивленная тем, что из-за своих предрассудков он не способен ее оценить, ждала приходов Тернера, чтобы позабавиться его новой личностью, насладиться необыкновенным сексом, а больше всего — потешиться трепу на разные голоса, дару, который, по ее скромному мнению, превращал Митча в своего рода гения. Что ж, она знала чертовски много мужчин, но ни один не умел так рассмешить. Пусть это был смех недоуменного изумления, но разве не таким способом мужчины привлекают внимание девушек, в которых они влюблены? Чанья не веселилась так сильно с тех самых пор, как уехала из Таиланда.

Но правоверную буддийскую составляющую ее существа тревожило, что зависимость американца от нее становится пугающей. Митч уже дважды признался, что чувствует себя заново рожденным. Или точнее — истинно рожденным. Познакомившись с развлечениями в тайском духе, он понял, насколько сраным (по его собственным словам) было его детство. Или все это такая же американская муть?

Изумленная тем, насколько он ее недооценивает, Чанья решила побудить Тернера завраться еще сильнее.

— Митч, скажи мне правду. Твой отец в самом деле был сенатором?

— Отец? Конечно. Самым честным в конгрессе. Типичный американец — такому каждый доверил бы свое состояние или жену.

Чанья посмотрела, сколько он выпил. В последнее время она немного увеличила дозу и приобрела огромные винные бокалы, вмещающие сразу полбутылки. Чанья налила в бокал Митча четверть бутылки красного «Напа», и тот уже успел высосать треть.

Митч усмехнулся. Понимал, что Чанья ждет, когда вино будет допито и произойдет долгожданная метаморфоза. Уже слегка навеселе, Тернер хихикнул. Чанья улыбнулась, и он сделал глоток, явно думая о том, что им предстоит очередной любовный марафон. А она с интересом наблюдала, как меняется гость. Еще пара глотков, и перемена свершилась. Щеки вспыхнули, глаза осветились новым блеском.

— Так кем он был на самом деле?

— Полным дерьмом, козлом, каких поискать, — раздался голос Гомера Симпсона.

Сидящая на диване Чанья закатилась от хохота. Это резкое изменение сознания происходило необъяснимо и без всякого предупреждения. Для нее оно служило наглядной иллюстрацией истины буддийской доктрины, которая гласила, что не существует единой личности, но есть миллион образов мышления. Тот, кто это понимает, способен выбрать любой из них, однако достигшие просветления не выбирают вообще никакого.

— Говоришь, козлом? — Чанью душил смех, она едва выговаривала слова.

И этот смех, смех красивой женщины, чье очарование в глазах Митча выросло до сказочных размеров, был очень заразителен. Чанья это ясно видела (подделкой могло оказаться все, что угодно, только не его чувство к ней, или она вовсе потеряла способность понимать мужчин). Тернер подсел к ней, а она заливалась низким, грудным хохотом.

— Знаешь, однажды он выключил телевизор, потому что показывали, как трахались две собаки. — Это окончательно доконало Чанью, девушка покатилась на пол и зашлась на целых пять минут. Но было ли это правдой — то, над чем оба смеялись? Как следовало воспринимать его слова: как театр или реальность? Или он нарочно противоречил сам себе, желая убедиться, что она готова играть по его необычным правилам? На мгновение Чанье показалось, будто она поняла: это нечто вроде разновидности любовной игры; так забавляются мужчины, которые посещают проституток: ее задача — войти в запрещенный с незапамятных времен мир детства, единственное место, где клиент способен почувствовать себя по-настоящему живым. И в подтверждение ее догадки Митч целых пять минут блестяще и весело подражал всем телевизионным героям, которых она называла.

В разгар веселья Тернер внезапно прекратил смеяться; раньше такого не случалось, но в последующем будет повторяться все чаще и чаще: словно где-то в мозгу щелкал выключатель, и лицо тут же искажала гримаса сложного чувства — то ли вины, то ли негодования, то ли простого страха. Чанья не поняла, а Митч не объяснил. Может, и сам не ощутил перемены настроения. Она взяла с кофейного столика бокал и протянула ему. Митч жадно выпил все. Через несколько секунд веселье возобновилось. Старательно избегая опасных тем, Чанья позволила себя раздеть и зареклась спрашивать о родителях.

Что именно привлекало в нем Чанью, кроме возможности от души посмеяться и любовных марафонов? Зачем связалась с ним, хотя могла бы зарабатывать такие же деньги с сотней других клиентов? Любая шлюха ее бы поняла: этот странный мужчина поделился с ней многомерностью своей натуры. В течение почти всей десятилетней «карьеры» представления Чаньи о мужчинах сводились к упрошенной коммерческой формуле короткого общения, что как нельзя лучше подошло бы для Запада, если бы он решился изменить свои лицемерные законы. Теперь ей показалось, что Митч Тернер и есть истинный проводник в лоно «Сахарат Америки». Как знать, может, это любовь вызвала на лице Чаньи улыбку, когда он стоял перед зеркалом, любовался своей мускулатурой и жаловался, что ходит в гимнастический зал реже, чем нужно. В другом мужчине такое самолюбование вызвало бы недоумение, а в нем было одним из проявлений его обаяния. Подобно женщине, он постоянно трудился над совершенствованием своего тела. Давным-давно замыслил эпическую татуировку на спине, но не мог найти достойного художника «нательного искусства», полагая, что большинство сделанных в США татуировок слишком броски. Вот поедет в следующий раз в Японию и там обратится к лучшему из лучших. Японские татуировки — хоримоно — подлинные произведения искусства. А если наберется храбрости, останется в Японии на месяц и закажет татуировку по всему телу.

Во время второго и последнего визита в его квартиру (Митч обладал обостренным чувством осторожности) Чанья, узнавшая Тернера ближе, поняла, что жилье целиком и полностью отражает личность хозяина. На первый взгляд все казалось в полном порядке, каждая вещь на своем месте, домашнее хозяйство содержалось в полной боевой готовности. Затем она обнаружила гигантский аквариум, полный больших волосатых экзотических пауков, а на стенах спальни — фотографии обнаженных восточных женщин с искусно сделанной татуировкой. Порнография ее встревожила намного меньше, чем пауки. Неужели их можно считать обычным увлечением взрослого фаранга?

Как-то вечером, когда ее совершенно достали мужчины (что-то не заладилось в бассейне сауны, а нагоняй от Самсона Ипа получила она), Чанья решила нарушить собственный запрет и указать Тернеру на самые нелепые противоречия в его рассказах.

— Слушай, Митч, будь откровенным с Чаньей. Скажи, твой отец был сенатором, ушел от вас, когда ты был маленьким, или погиб в автомобильной аварии, когда тебе исполнилось двенадцать лет?

В быстроте его реакции сомневаться не приходилось.

— Правда и первое, и второе, и третье. Человек, которого я называл отцом, сенатор, был на самом деле моим отчимом, за которого мама вышла замуж после того, как настоящий отец нас бросил. Отец ушел, когда все мы были еще маленькими, и погиб в автомобильной аварии, едва мне исполнилось двенадцать лет. Но к тому времени никто из нас уже больше восьми лет с ним не виделся.