Вопреки всему - Линда Тэйлор

— Послушайте, Оливия, сегодня очень сильный мороз. Позвольте мне на этот раз подвезти вас домой. Мне тяжело думать, как вы стоите на остановке, на пригорке, а ветер так и свищет у вас вокруг ног. Вы даже брюки не надели.

— Я не привыкла ходить на работу в брюках.

— Так позвольте мне отвезти вас. В машине удобно и тепло, бывает, что и жарковато. Немного сквозит из окна рядом с пассажирским местом, но в вашем пальто вы этого не почувствуете.

Оливия поразмышляла над этим предложением, пока надевала перчатки. Она видела, что Шон ждет ответа, — в надежде на ее согласие он высоко поднял одну свою длинную бровь. Она не совсем понимала, почему он так стремится помочь ей. Человек он несомненно добрый, и, видимо, это в его натуре — помогать другим.

— Ладно. — Она подняла голову и улыбнулась ему. — Большое вам спасибо. Можете отвезти меня домой. А я могу попросить вас об одной вещи, о которой подумывала последние два дня.

— Правда?

Он так резко повернул голову, что, кажется, даже волосы у него встали дыбом.

— Вы не беспокойтесь. Всегда можете отказаться.

Они вышли на улицу, и Оливия терпеливо ждала, стоя на тротуаре, пока Шон справится с замком дверцы возле пассажирского места, который не хотел открываться изнутри. Наконец он одолел его и улыбнулся Оливии через стекло. При тусклом свете уличных фонарей он казался похожим на гнома. Бедный Шон. Он такой хороший товарищ, но очень немногие женщины принимают его всерьез. Жизнь штука жестокая. Оливия протиснулась на пассажирское место, и после трех попыток Шону удалось плотно закрыть дверцу.

— Случается, что люди вступают в любовные отношения со своими машинами, — сказал он, снова и снова пытаясь включить зажигание. — Моя Флосси у меня вот уже четырнадцать лет, и я не расстался бы с ней, даже если унаследовал бы миллион.

— Охотно верю.

— Современные люди уже не ценят преданность, верно? — Он бросил на Оливию взгляд триумфатора, когда мотор наконец заработал. Машина рывками отъехала от старого здания и начала неуверенно прокладывать путь по запутанным улицам жилого района. — Должен сказать, это вообще редкое качество. Его следует ценить.

— Вы так считаете? О да. У каждого человека есть своя аура, иногда такая сильная, что ее почти можно увидеть. Вы, например, очень верный человек. Я это чувствую.

Оливия задумалась. Были ее мысли последнего времени мыслями преданного человека? Или наоборот?

— А Кэрол не такая. Если вы меня спросите, я скажу, что сейчас происходит нечто весьма любопытное.

Оливия повернула голову и посмотрела на Шона. Профиль у него неплохой, а нос вполне можно назвать римским.

— Что вы этим хотите сказать?

— Даже не знаю. Она такая озлобленная, а, как вам известно, у нее вроде бы очень удачный брак, объединились два преуспевающих менеджера службы здоровья, но тем не менее там чем-то дурно пахнет.

— Я ничего не знаю о ее муже, но, насколько могу судить, они два сапога пара.

— С ним-то все как будто в порядке. Он работает где-то возле Бромли. Я видел его раз на региональном совещании.

— Но почему вы говорите, что Кэрол неверна?

— Роджер, — сказал Шон и нажал на педаль тормоза: они добрались до вполне ожидаемого перекрестка. Оливия ухватилась за приборную доску, так как ее сильно бросило вперед.

— Неужели вы имеете в виду, что Кэрол — и Роджер?

— Совершенно точно. — Шон переключил передачу, и мотор заглох. Шон пробормотал что-то очень любезное себе под нос, снова включил мотор, и они рванули с перекрестка, едва не врезавшись в задний бампер машины, едущей впереди. — Прошу прощения. Это все коробка передач. Вам это должно быть знакомо.

— Да.

Оливия впала в задумчивость. Размышляя о возможности связи между Кэрол, ее начальницей, и Роджером, начальником окружного отделения, она крепко держалась за подлокотники сиденья. Как знать, не равносилен ли самоубийству следующий вопрос, который она собиралась задать Шону.

— Сара — человек преданный, — оживленно продолжал Шон. — Но я не уверен, что Нил ей подходит.

— Ничего себе! — рассмеялась Оливия. — Так вот на что вы тратите все свободное время? Думаете о коллегах и их взаимоотношениях?

Шон ответил не сразу, и Оливия перестала смеяться. Сидела и смотрела прямо перед собой. Замечание было явно бестактным, ей не следовало так говорить.

— Да, я составляю гороскопы. Это меня занимает. Сейчас делаю гороскоп для Сары.

— Понятно.

— И я много читаю. Особенно поэзию.

— Правда?

— Правда.

— Это славно.

Оливия сдвинула брови, глядя все так же прямо перед собой. Она уже не помнила, какие стихи учила в школе. Поэзия не была частью ее жизни. Боб никогда…

— Смелей! — сказал он, указав вперед. —

Волна всесильная нас к берегу несет…

И после полудня они причалили к земле, где царил вечный день.

Оливия повернулась к Шону в полном ошеломлении. Он вдруг стал похож на Джона Гилгуда[27].

Шон улыбнулся.

— Это Теннисон[28]. Он прекрасен, не правда ли? — Шон ненадолго снизил скорость. — Поймите, то, что я не провожу каждый вечер в клубе, еще не значит, что я не умею радоваться жизни. На свой лад.

— Я понимаю, Шон. Я не хотела быть грубой.

— Нет-нет, это вовсе не было грубостью. По правде говоря, я нечасто выхожу из дома. Не могу себя заставить. Коплю, понимаете ли, силы для отпуска.

— Вот оно что.

Оливия смотрела в окно на здания, мимо которых они проезжали. Они миновали Хай-стрит и прекрасную часовню при Тонбридж-скул[29], затем выехали на окраину города. Отпуск. Сколько времени прошло с тех пор, как у нее был отпуск? Настоящий отпуск, с поездкой туда, куда ей хотелось поехать, а не просто свободное времяпрепровождение. Оливия вздохнула. Она никогда не бывала там, куда ей хотелось поехать. И теперь кажется, что она упустила эту возможность.

— Скажите мне, где надо повернуть, — попросил Шон, когда они уже подъезжали к нужному участку.

— Да, езжайте помедленнее, повернуть нужно на широкую дорогу сразу за углом.