Миллион открытых дверей - Джон Барнс

Он отвернулся и стал разговаривать с кем-то еще, а я мысленно содрогнулся от слов «должны нравиться».

Тут подошел Брюс с бокалами вина. Мы с ним пару минут поболтали о том, как идут дела у него на ферме, и тут, к превеликой моей радости, к нам присоединилась Валери.

— Привет, — смущенно проговорила она. — Я хотела вас кое о чем попросить… о большом одолжении. Но я не обижусь, если вы откажетесь.

Брюс рассмеялся.

— Чует мое сердце, это будет такая просьба, о которой Жиро только и мечтает.

— Твое сердце тебя не обманывает, — улыбнулся я.

Валери зарделась.

— Мне очень неловко из-за того, что я не попросила вас об этом заранее. Просто я… я немного слушала аквитанскую музыку, а потом навела справки и выяснила, что у вас принята совместная импровизация. В том смысле, что несколько музыкантов одновременно импровизируют. И я стала думать — как это делается? Нужно репетировать вместе или двое музыкантов, которые раньше никогда вместе не играли, садятся и играют вместе, и это неплохо звучит для публики? А мне бы очень хотелось, чтобы… чтобы после того, как я спою несколько песен, попросить вас…

— Ты хочешь попросить меня «поджемить» с тобой? — уточнил я.

Валери выпучила глаза. Даже у Брюса вид стал довольно смущенный. Я понял, что случайно употребил какое-то местное сленговое выражение, и поспешил объясниться:

— В общем, я согласен — в смысле, поиграть вместе. Подыгрывание друг другу — это очень распространенный вид музицирования в аквитанских клубах. Я с радостью тебе подыграю.

Валери снова очаровательно покраснела и сказала, что очень мне благодарна, после чего поспешила к столику, чтобы помочь Маргарет. Та была смущена более обычного, но когда Валери что-то прошептала ей на ухо, Маргарет ужасно развеселилась и даже хлопнула ладонью по столу. Видимо, предметом разговора было местное понимание слова «джем».

Брюс подмигнул мне.

Тут на сцене снова появился Торвальд.

— Ну что же… — проговорил он.

От дальней стены донесся чей-то зычный голос:

— Погоди, дай-ка я возьму еще пива, прежде чем послушаю твои сочинения!

Публика встретила шутку дурными аплодисментами. Торвальд смущенно улыбнулся.

— Что, хотите продлить антракт?

Этим вопросом он сорвал самую бурную овацию. Торвальд вернулся на свое место, а зрители, продолжая общаться и выпивать, все же мало-помалу стали рассаживаться по местам.

Вернувшись к своему креслу, я обнаружил, что по другую сторону от меня села Маргарет. Аймерик о чем-то разговорился со своим соседом слева, поэтому я уселся в кресло и с некоторой неохотой приготовился к тому, что буду проявлять учтивость в общении с этой простушкой.

На мой взгляд, Маргарет осталась бы простушкой в любом месте, где бы она ни жила. Даже пышные аквитанские юбки не скрыли бы ее полноты, никакой лиф не замаскировал бы ее слишком широкие плечи и маленькие плоские груди, никакая прическа не исправила бы грубых черт лица.

Но уж в бесполом каледонском одеянии она выглядела поистине ужасающе. Короткая стрижка только усиливала бледность ее лоснящегося лица, облегающий пуловер подчеркивал обвислость груди и живота, а из-за ботинок до колена и мешковатых штанов еще виднее было, какие у нее жирные бедра и ягодицы. В Новой Аквитании ей, пожалуй, стоило бы стать лесничим, или поступить на работу в одну из бригад по освоению необитаемых планет системы Арктура, или заняться кругосветными парусными гонками — чем угодно, лишь бы постоянно находиться подальше от людей. А здесь она, похоже, пользовалась определенной популярностью.

Но как бы она ни выглядела, я не имел никакого права вести себя с ней невежливо.

— Тебе нравится представление? — осведомился я.

Она едва заметно улыбнулась.

— Боюсь, я слишком возбуждена. Все несовершенное меня смущает, а из-за всего, что получается хорошо, мне хочется вскакивать и хлопать в ладоши. А… а у вас вот так каждый вечер? Я хотела спросить, в Новой Аквитании много таких концертов?

Решив сохранять вежливость, я отказался от того ответа, который вертелся у меня на языке, и ответил уклончиво:

— Да, там у нас много концертов, много жанров искусства и…

Договаривать я не стал. Решил понадеяться на то, что Маргарет не станет делать из моих слов далеко идущих выводов. Но когда я обвел глазами зал, я заметил, что все зрители напряженно, взволнованно ждут следующего номера программы, а не переглядываются и не переговариваются по поводу услышанного в первом отделении, как вели бы себя зрители в любом театре в Нупето. Против воли у меня вырвалось:

— Откровенно говоря, я не уверен в том, что мы так же ценим искусство, как вы. Когда всего так много, это не вызывает такого волнения… и потом, мы совершенно аполитичны, и поэтому у нас не бушуют такие страсти.

Похоже, она восприняла мои слова как комплимент. Может быть, так оно и было. Она мне определенно нравилась, несмотря на то что не была красавицей. И мне было приятно, что сказанное мною ее порадовало. На миг мы оба смутились — так бывает, когда зарождается дружба. А потом — видимо, ища, что бы еще сказать, Маргарет проговорила:

— Валери очень волнуется.

— Не стоит. Она наверняка станет гвоздем программы. Но насколько я понимаю, ей впервые предстоит выступить перед живой аудиторией — по крайней мере перед такой, реакцию которой она услышит сама.

— Да, но тем более она от очень многого отказывается.

— Отказывается?

— А вы не знаете? Ну конечно, откуда же вам знать. Решение о том, кто будет соревноваться за получение наград, основывается на среднем балле за последние девятнадцать публичных выступлений и конкурсов. И поскольку компьютеры это выступление оценят очень плохо…

— Господи! Она же все потеряет!

— Что ж… Она, похоже, хочет именно таких выступлений. Она говорит: пока будут продаваться билеты на ее выступления, она готова непрестанно приносить людям удовольствие. Ну а если нет — работа есть всегда, вы же понимаете — мы не варвары какие-нибудь.

Я промолчал. Такая чудесная девушка, и притом — по-настоящему талантливая, могла докатиться до чистки конюшен и мытья посуды только из-за того, что считала себе более хорошей музыкантшей, чем машина… В голове у меня начало складываться новое письмо Маркабру.

Маргарет погладила мою руку и сказала:

— Она сама так решила, понимаете? Это не вы ее подбили, ничего такого. Не стоит так переживать.

От ответа меня избавило то, что свет в зале погас. На сцену поднялся Торвальд. Тот же голос из дальних рядов окликнул его:

— Что, спугнул я тебя в прошлый раз, а?

— Пол, ты все дело портишь.