Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

Утром солнце вставало из зарослей сирени и катилось по небу медленно, неторопливо – до чего же длинными и светлыми были дни! Тянулись, казалось, бесконечно – летом и осенью золотые, зимой и весной – серебряные. Облака на небе – как стая уток, ночи бархатные и черные, тихие. И были во дворике маленькие уютные скамейки со спинками – как в парке, и деревянный, сколоченный местными мужиками из остатков старой мебели, стол для домино с лавочками по бокам. По вечерам здесь разыгрывались нешуточные партии – с криками и руганью, со смехом и ровненьким рядом темно-коричневых бутылок «Жигулевского» пива и толстобрюхой астраханской воблой. Была рябина, к ноябрю пылающая красным цветом, были грустная ива и веселые кусты боярышника, натыканные вдоль подъездов. Была и береза белоствольная, в тени которой так любили дремать местные коты-бандиты – серый полосатый Васька с оторванным ухом и пятнистый кот Атаман, про которого поговаривали, что он благородных кровей. Коты были – что собаки, разве только не лаяли, а чужих людей одаривали такими злобными взглядами, что страшно становилось. И собаки тоже были – черный, неуклюжий и ласковый кобель Гамлет, нравом и внешностью больше похожий на теленка, чем на собаку, и приземистая сука Нюрка с боками в рыжеватых, словно солнцем выжженных, пятнах, и целый выводок безымянных и разномастных ее щенят, которых с таким удовольствием тискали дети до тех пор, пока щенята не повзрослели. И соседи во дворике все знали друг друга по именам, а встречаясь, не просто здоровались, а подолгу разговаривали и были друг другу почти как родственники.

И была во всей этой неторопливо текущей жизни какая-то невиданная прелесть. Та, которую начинаешь понимать только с годами, уже давным-давно переселившись в новостройку-многоэтажку, погрузившись в суету бешеной московской жизни и успев нарадоваться, что кухня у тебя в квартире теперь большая, что профили пластиковые, ни холода, ни шума не пропускающие, что район престижный и во дворе есть платная охраняемая стоянка. И никакие собаки под ногами не вертятся, и коты по ночам не орут на крышах и спать не мешают…

«Эх, – вздохнул Тихон, – вот ведь жизнь была…»

И даже немного удивился тому, что, оказывается, так близко от его теперешнего дома, буквально в двух шагах, та самая жизнь еще существует, течет себе неторопливо, скрытая от посторонних глаз густо насаженными вдоль дороги тополями да липами. Со скамейками и деревянным столиком для домино, с кустами боярышника, с белоствольной березой, с собаками и кошками, с солнцем, которое словно приклеилось к небу и светит вопреки законам природы часов двадцать в сутки. А может быть, и все тридцать…

Здесь, на улице Бутлерова, дом восемь.

Табличка с надписью сама лезла в глаза. Настырно так лезла, по-хозяйски.

Тихон вздохнул и признал очевидное: это был тот самый адрес. Из паспорта. Улица Бутлерова, дом восемь, квартира… пятнадцать.

Ведь даже номер квартиры запомнил!

Зачем, спрашивается?!

Зачем запомнил? Зачем приехал? Зачем приехал-то, ведь не собирался же, не думал даже!

Не думал – а все-таки приехал. И теперь надо было решить, что делать дальше. Плавно развернуть машину и укатить в обратном направлении или, заглушив мотор, поставить авто на сигнализацию и отправиться на поиски квартиры пятнадцать.

А дальше? Дальше-то что?

Что он ей вообще скажет? Как объяснит цель своего визита? Как объяснит ей, если даже самому себе, как ни старается, объяснить не может?

«Нет, наверное, все-таки уеду. Развернусь и уеду. Блажь все это и глупость несусветная!» – подумал Тихон.

Подумал, заглушил мотор и вышел из машины, поставив ее на сигнализацию.

Как в кошмарном сне сделал пару шагов вперед и вернулся обратно, о чем-то вспомнив.

Где-то в багажнике вот уже почти год валялась коробка с новеньким мобильником, «Самсунгом»-раскладушкой. Тихон купил телефон не для себя – для тещи, Натальиной матери, у которой в мае прошлого года был юбилей. Но на юбилей они в тот день с Натальей не попали – разругались в пух и прах, что частенько случалось накануне развода. После той ссоры они по большому счету так и не помирились. К теще с тех пор Тихон больше не наведывался, про телефон надолго забыл, а когда вспомнил, то решил его подарить кому-нибудь. Правда, так и не придумал кому.

Долго думал и вот теперь наконец придумал. Понял, для кого целый год возил в багажнике машины бессмысленный груз.

В самом деле, ведь некрасиво как-то получается. Ее-то телефон он выбросил, а другого взамен не предоставил. Черт, и как это он раньше не додумался?..

Подъезд с пятнадцатой квартирой оказался крайним, ближним к тому месту, где Тихон оставил машину. Долго идти не пришлось. И домофона на двери не оказалось – только сигнализировал потемневшими тремя кнопками кодовый замок, гостеприимно предлагая нажать на эти самые три кнопки, на все вместе или на каждую по отдельности, это уж кому как нравится.

Тихон нажал на три сразу, и дверь открылась.

До пятнадцатой квартиры было рукой подать – второй этаж, особенно не разбежишься.

«А если у нее муж есть? – вдруг подумал Тихон. – Или жених какой-нибудь, или любовник?.. Она ведь девушка. Молодая и симпатичная. С зелеными глазами, нежными руками и прочими прелестями, как полагается. Наверняка у нее кто-нибудь есть!»

Да и черт с ним. Он только отдаст телефон, попрощается и уйдет сразу. Он ведь, собственно, за этим сюда и приехал – отдать телефон. И нет ему никакого дела до ее мужа, жениха или любовника. Абсолютно никакого дела!

Потоптавшись несколько секунд возле коридорной двери и отругав себя за подростковую нерешительность, он надавил на кнопку звонка, вспоминая, что точно такой же звонок – круглый и белый, с продолговатой черной точкой посередине – имелся у двери старой родительской квартиры. И звенел точно так же, переливистым и звучным колокольчиком.

– Привет. Я вот… телефон тебе принес. Новый. Взамен старого…

– Что?!

Алька мчалась к двери как ошалелая. Думала – а вдруг Пашка?

Вдруг Пашка нашелся наконец, живой и невредимый, зря она волновалась, зря сходила с ума?

Открыла дверь, даже не глянув в глазок – до того ли было! – и увидела… его.

Этого, того самого… Как его там?..

– Телефон, говорю, принес…

Тихон – вспомнила Алька.

Тихон Андреевич Вандышев. Собственной персоной. С какой-то коробкой в руках и дурацким выражением на лице.

– Спасибо, – сказал она, не двинувшись с места.

– Вот, возьми.

– Что?

– Телефон возьми!

– Зачем? – спросила она осторожно. – Зачем мне телефон?

– Новый телефон, – терпеливо объяснил Тихон. – Я ведь твой старый выбросил. Теперь вот новый тебе принес… Возьми!

Она все равно ничего не понимала про телефон. Понимала только одно – это был не Пашка! Не Пашка, а всего лишь Тихон Вандышев, совершенно ей сейчас не нужный, совсем не долгожданный, не любимый, никакой не брат, а абсолютно чужой, не родной человек! И от этого хотелось заплакать и выгнать к черту этого не родного и ненужного Тихона Вандышева вместе с его телефоном.