Из Ниццы с любовью - Елена Валентиновна Топильская

от Машки. Там не вышло, так он сюда приперся. Братья-славяне, сто проц!

Я покрутила пальцем у виска.

— Ты бредишь?

Горчаков не обиделся.

— Как говорил Шерлок Холмс, если после проверки всех версий остается одна, самая невероятная, значит, она истинна, — важно проговорил он. — Кстати, Региночка, ты свой паспорт заграничный ксерить никому не давала?

Регина с недоумением уставилась на него и, справившись с удивлением, покачала головой.

— А фамилия Горохов, имя Петр Наумыч тебе ничего не говорит? — продолжал он.

Мы стояли у поребрика на жестком весеннем ветру, возле Лешкиной и кораблевской машин, смотрящих друг на друга. Это вам не Ницца, наш весенний ветерок пронизывал до косточек. Регина ежилась, Кораблев заботливо прикрывал ее от ветра полой куртки.

— Какой еще Горохов? — сердито отмахнулась она.

— Бриллиантики у него не покупала?

— Горчаков, ты бредишь? Какие бриллиантики?

— Ладно, верю. На, посмотри, кому давала ксерокопию ксивы своей?

Он достал из кармана бумагу, украденную мной с места происшествия, и сунул прямо в лицо Регине. Но ее выхватил Кораблев, по своей дурной привычке влезать в чужие беседы и всюду совать нос. Внимательно провел по ней глазами и сказал:

— Ну, во-первых, хочу вам сообщить, что это никакой не ксерокс. Это распечатка цифровой фотографии.

И тут у меня в голове щелкнуло.

— Да, Лешка, — сказала я Горчакову, — теперь я верю, что к Регине влез тот самый бандит из Ниццы.

У меня перед глазами встала ночная сцена на вилле «Драцена»: темная фигура грабителя держит в руках Регинин паспорт, меня ослепляет белая вспышка… Он сделал снимок ее паспорта. Зачем? Чтобы узнать ее адрес в России. Конечно, штамп о регистрации в заграничный паспорт не ставится, но, зная данные человека, выяснить, где он живет, не фокус. Особенно теперь, когда базу данных на всех жителей города можно купить на любом углу за триста рублей. А вот зачем знать ее адрес в России? Если бы бандит забрался на виллу после того, как Регина купила в Эзе свою знаменитую подвеску, скопированную с коронационного украшения Гортензии Богарне, тут можно было бы допустить, что кому-то нужно завладеть подвеской. Но на виллу то влезли еще до того, как мы узнали о существовании подвески. Никакой логики…

Но ведь есть фотография паспорта Регины, и нашлась она не где-нибудь, а на месте убийства.

Я отвела Кораблева в сторону.

— Значит, так, Леня: вези Регину к нам, возьми ключи. И не спускай с нее глаз…

— Все-таки при делах моя суженая? — перебил он меня.

— Нет. Боюсь, что она в опасности, они от нее не отстанут. Ты за нее отвечаешь.

— Мне что, жить у вас придется? — буркнул он.

— Не исключено.

— Тогда надо вооружиться…

— Было бы неплохо.

— А вы? — обеспокоился вдруг Леня. Как трогательно…

— А за мной Горчаков пока присмотрит.

— Ага, присмотрит он, — с сомнением покачал головой Кораблев, — я бы на него не рассчитывал.

— Придется рискнуть.

Горчаков не слышал, что Кораблев сомневается в его возможностях, и слава богу. Мы разъехались; Кораблев, помимо ключей от квартиры, стряс с меня еще и некоторую сумму на успокоительный ужин.

Пока мы с Лешкой ехали к нашему отставному шефу во Всеволожск, куда он переселился после выхода на пенсию, мне позвонил муж.

— Я слышал, ты уже труп организовала? — весело спросил он. — Не сидится на месте-то?

— Допустим, — осторожно сказала я. Понятно, эксперт, который с нами осматривал труп Горохова, уже поделился, что работал с женой Стеценко. Надо не забыть предупредить мужа, что у нас гости, на случай, если они еще не выметутся к тому моменту, когда он вернется с дежурства. — А ты чем занят?

— Я? Сижу на работе, дежурю, ползаю по Интернету, — начал он загадочным голосом. — Вот, нашел сплетни кое-какие. Насчет девочки по фамилии Фицпатрик. Интересует?

— Если бы ты знал, как, — искренне заверила я, все больше склоняясь к мысли, что если уж не убийство девочки и налеты на жилища связаны между собой, то уж, по крайней мере, фигуранты этих дел — Филипп Лимин и некто в кожане, предпочитающий парфюмерию с ароматом вербены.

— Тогда слушай. Ты вообще можешь со мной сейчас потрепаться?

— Запросто. Я в машине. Мы с Лешкой едем к шефу.

— Владимиру Ивановичу? На ночь глядя?

— Лучше поздно, чем никогда.

— И то верно. Тогда слушай, и раз там Горчаков под боком, можешь включить на телефоне громкоговоритель, ему тоже интересно будет.

Я так и сделала, и муж продолжал:

— Залез я на один сайт зарубежный, и наткнулся на информацию о деле Фицпатрик…

Я хмыкнула.

— Ну да, — легко колонулся Сашка. — Что скрывать — искал целенаправленно…

Понятно, и этот туда же, подумала я. Своих покойничков, начальством расписанных на вскрытие, ему мало, надо еще зарубежных поискать.

— Так вот, пресса нас надурила. На самом деле причина смерти девочки — вовсе не асфиксия. Это они так специально делают, в газеты прогоняют дезинформацию о результатах вскрытия, чтобы отсечь ненормальных, которые тут же бегут в полицию с чистосердечным признанием. А сведения о том, как кого-то пришили, черпают из газет.

— А какая причина смерти? — спросила я, похолодев. Вообще-то я догадывалась, какая, и Сашка тут же подтвердил мои догадки.

— Не буду вам весь диагноз зачитывать. В двух словах, никакой асфиксии у нее нет, а есть проникающее колотое ранение грудной клетки с повреждением сердца. Как бы связаться с французами? Посмотреть раневой канальчик… Я бы сравнил с вашим сегодняшним жмуриком.

— И я бы тоже, — крикнул Лешка в трубку. — Спасибо, дружище. Может, еще и сравним.

Когда Сашка отключился, я повернулась к Горчакову.

— Так не бывает, — сказала я.

— Почему? Все бывает. Сейчас нам шеф еще горяченького подольет.

— Ты думаешь?

— Наверняка.

— Вообще неудобно. Давно надо было старика навестить, а мы все тянули, а как только жареный петух клюнул, сразу примчались. И с пустыми руками…

— Да ладно тебе, Маша, комплексовать. Шеф только рад будет хлебом-солью нас встретить, ему же скучно на пенсии.

— Горчаков, вот я, когда выйду на пенсию, буду небо благословлять, что не вижу твоей рожи каждый божий день.

— Так мы вместе выйдем, ты забыла? В компании пришли, в компании и уйдем. И куда ты денешься от моей рожи? Еще за счастье сочтешь мне хлеб-соль поднести, все развлечение.

— Горчаков, у тебя опасная мания: тебе кажется, что для всех огромное счастье тебя накормить.

— Что есть, то есть, — легко согласился Горчаков. — С этой манией мне легче жить.

Шеф действительно встретил нас хлебом-солью, то есть бутербродами с колбасой, пирожными (интересно, для себя купил или специально к нашему приходу?), чаем, кофе,