История его слуги - Эдуард Лимонов

В случае завтрака я обычно сооружаю Гэтсби поднос с чем-нибудь несложным — он много ест в ланч и в обед, завтрак же его, обычно, English muffins, подрумяненные в тостере, масло, сыр, если он есть, и джем. Лишь иногда Гэтсби просит меня приготовить омлет. Апельсиновый сок он, конечно же, пьет, да, как почти все американцы; еще бы вам не хотелось утром апельсинового сока, если вы каждый вечер надираетесь, а он, я думаю, бывает в хорошеньком состоянии всякий вечер, ибо пьют Их Величество, начиная с ланча, весь день, пьют и в обед, и после обеда — заканчивается день поздно ночью бутылкой, а то и двумя, «Корво». Что меня потрясает — Гэтсби никогда не похмеляется — только апельсиновый сок и холодная вода, сельтерская. Мы всегда имеем десять или двенадцать баллонов сельтерской воды, ее привозит нам каждый четверг смешной бруклинский житель мистер Шуман, похожий на комара. Пару-тройку баллонов сельтерской воды я всегда держу в нашем гигантском рефриджерейтере, куда можно втиснуть свободненько и парочку трупов.

Чаще всего Гэтсби приходит за подносом с завтраком сам. Он мог бы заставить меня тащить поднос, но он для этого слишком прогрессивен, это привилегия плохих боссов заставлять слуг таскать подносы, наших соседей например; мне другие слуги рассказывают, что им приходится претерпевать, мой же босс хороший, он лучше всех. Если ему не хочется тащить поднос, мы пользуемся dumb-waiter(ом) — это маленький элевейтор, двигающийся у нас сквозь весь дом на канатах в специальной шахте — я ставлю поднос туда, но случается это довольно редко.

Когда Стивен в Нью-Йорке, Линда появляется в доме ровно в девять часов утра, а то и раньше. Она всегда стучит в кухонную дверь совершенно одинаковым стуком. Лишь недавно я упросил ее переменить манеру для разнообразия. Продержалась Линда недолго, теперь она опять стучит по-старому. Первый вопрос Линды: где он? Если он в ванной, Линда расслабляется и некоторое время сидит со мною на кухне.

Гэтсби принимает ванну каждое утро — ванна для него одно из основных удовольствий в этой жизни, как сказал мне его старший сынок Генри. Ванна у него особая — большая и глубокая, сделанная по заказу. Я тоже иной раз не отказываю себе в удовольствии и нежусь в его ванне с девушкой, а то и двумя. И всегда, сидя в его ванне, я думаю, а что если Стивен вдруг сейчас неожиданно войдет и увидит меня и моих голых девушек? Но этого не происходит — мы слишком хорошо организованы, у нас есть подробнейшее расписание активности Гэтсби, и я знаю наперед, когда его ожидать. Неожиданность произошла только единожды, и тогда у меня таки, да, бегали по дому голые люди, но не я.

Второй Линдин вопрос обычно: еще более односложный: «Один?» На нашем языке это приблизительно означает: «Один ли Стивен провел ночь?» Если я говорю, что нет, не один, Линда спрашивает: «Кто?» Естественно, она хочет знать, кто с ним был, мы, как и подобает настоящим слугам, обожаем шпионить за хозяином и копаться в его грязном белье.

Мне, его батлеру, и в самом прямом смысле приходится разбирать его грязное белье, вынимать белье из чемоданов, с которыми он является из своих путешествий вокруг глобуса, вытаскивать грязное белье из причудливой смеси его бумаг, новых книг, лекарств, записных книжек, фотоаппаратов, магнитных кассет, брюк, пиджаков, телефонных мэсиджей на бланках всех отелей мира и иностранной валюты всех возможных форм, размеров и цветов — каковой смесью его чемоданы набиты.

Теперь я беру себе львиную долю валюты, которую я у него нахожу. Раньше не то что стеснялся, а просто не знал, как он будет к подобной экспроприации относиться. Убедившись, что Гэтсби, судя по всему, не помнит обо всех этих жалких франках и фунтах (Господи, да он тратит сотни тысяч в год!), я стал сам себе помогать. Нет-нет, речь не идет даже о сотнях долларов, так, чепуха — там пятерка, там двадцатка, батлер должен немножко подворовывать, иначе какой же он слуга. Хозяева справедливо считают, что все слуги воруют, но одни в разумных пределах — это хорошие слуги, а другие нагло — это плохие слуги. Я никому не позволю расхищать вещи Гэтсби, и сам никогда не возьму ни единой. Когда недавно в нашем доме пропали две небольшие серебряные вазочки из стерлинговского сервиза, у меня началась депрессия от жалости к себе и отчаянья — теперь Гэтсби может подумать, что я украл его серебро, а я — нет, но забытые валютные знаки по справедливости принадлежат мне, господа, и не спорьте. В конце концов, я получаю только 165 долларов в неделю.

На вопрос «Кто?», я отвечаю Линде — tea-lady, или Полли, или «по-моему, кто-то новый». Еще Линду очень интересует, какое настроение у Стивена сегодня. Medium бывает редко, чаще всего или excellent, или же very low.

Вооруженная этими знаниями, Линда, налив себе чашку кофе и как всегда перелив в кофе молока, отправляется, прихватив пепельницу, к себе наверх. Уже второй год она каждый день разливает молоко на кухонный стол, и второй год я укоризненно смотрю на нее, а она злится.

Я же брожу по дому или сижу у кухонного окна, глядя на улицу, — мое любимое место, размышляю, мучаюсь бездельем, поджидая Стивена. По расписанию мне уже известно, что в 12:30 у нас ланч на три персоны. Стол я уже накрыл в дайнинг-рум. поставил и серебряные тарелочки для хлеба и масла, не забыл, все готово, выставлено наружу все наше великолепие, новые свечи вставлены в подсвечники, но вот что Гэтсби хочет съесть в ланч, я еще не знаю. Я жду, пока он выведет свою женщину из дому и посадит ее в такси, и они пройдут мимо окна — она в шубе, он всегда без пальто, и вот, когда Стивен вернется в дом, до того, как он засядет в своем офисе, до первого телефонного звонка, я должен его ловко перехватить и успеть спросить: «Извините, сэр (или Стивен), что вы желаете съесть в ланч?»

Он скажет: «Бараньи отбивные, давно я не ел lamb chops». Если же он ел много мяса в последние дни, он скажет: «Приготовь чего-нибудь полегче, Эдвард, рыбу приготовь, salmon-steaks, может быть, или, скажем, моллюсков приготовь, Эдвард, с длинным названием, по-русски моллюски, название их звучит приблизительно как «лонг-айлендовского залива моллюски». Они белые и похожи на коротко нарезанную сердцевину молодой пальмы». Или Стивен может сказать, раздражаясь: «Я не знаю. Что угодно приготовь, Эдвард, мне надоело все решать и обо всем думать». В последнем случае я всегда решаю в пользу мяса.

Получив заказ, я побыстрее уебываю в магазины, предварительно позвонив мясникам братьям Оттоманелли, если Гэтсби решил остановиться на мясе:

— Доброе утро! Как жизнь? Это Эдвард вас беспокоит, хаузкипер мистера Стивена Грэя.

И один из братьев мясников, отирая руку о белый халат, скажет: «Здорово, Эдвард, что слышно от Дженни, она уже родила?»

Я скажу, что нет, еще не родила Дженни, позже я говорил, что да, родила Дженни.

— Что ты хочешь сегодня? — спросит брат Оттоманелли, у них нет времени на долгие телефонные разговоры, наверняка в магазине стоит около дюжины старых богатых пезд, пришедших выбирать лучшее мясо, и столько же служанок, пришедших за тем же.

— Пришлите мне, пожалуйста, десяток бараньих отбивных к ланчу, — говорю я, — только побыстрее, а то в прошлый раз ваш delivery-boy опоздал, из-за этого я подал ланч на десять минут позже.