Счастливый доллар - Екатерина Лесина

Сухие губы Ильюхи шелохнулись, а в горле забулькало.

– Но я предлагаю решить все иначе. Зачем ждать, когда повезет, если повезти может сразу? Вот, – знакомая монета, но теперь та самая, заговоренная. – Орел – везем тебя в больницу. Решка – пуля в голову и конец страданиям. Ну как, согласен?

Кивок.

– Правильно. Чего мучиться. На, – он протянул монету Антохе. – Кидай сам. Чтобы по-честному. Ну же, не тяни. Видишь, он мучится. Давай на раз-два…

На счете «три» монета слетела с руки, покатилась по полу и, закрутившись на ребре, упала.

– Решка, – печально сказал тот-кого-нельзя-ослушаться.

Выстрел был громким.

Тот-кого-нельзя-ослушаться знал, что делал. И Вареньке нужно лишь примеру его последовать. Решка? Орел? Подброшенная мысленно монета легла правильно.

Варенька вышла из мастерской около двух часов пополудни. Вынув из сумочки пачку бумажных салфеток, тщательно вытерла руки. И только после этого шагнула из-под козырька. Она шла, не замечая никого и ничего, и Сергей, сначала державшийся в отдалении, сумел-таки подобраться ближе.

Звонко стучат каблуки по камню.

Громко верещат вороны над куском сыра.

Слепо щурится бродячий кот.

Неправильно все это. Сергей остановился и, проводив Вареньку взглядом, кинулся обратно. Мастерская. Художник. Так и не удалось поговорить, выяснить…

Откуда это ощущение, что он опаздывает? Снова опаздывает. Профессионал, мать его. Провела, как кутенка, как… может, еще успеет?

Дверь подъезда тугая. Дернул – белые комки салфеток разлетелись клочьями тумана. Внутри сыро. Знакомо. Вот и вторая дверь. Заперта? Заперта. Ничего, если шибануть… выдержит. И второй удар. А изнутри паленым тянет. Нехороший запашок, опасный.

Когда дверь, треснув, развалилась пополам, Сергей рухнул на ковер. Поднялся. Огляделся, втягивая ноздрями воздух, определяясь с запахом.

А в следующий миг, притянутый сквозняком, из комнаты выкатился огненный шар.

– Твою ж…

По ковру побежали искорки. Затрещали обои. Сухо хлопнул, разрываясь, плетеный плафон на люстре.

– Эй! Ты где? Как тебя… – Сергей, преодолев первое желание кинуться прочь, шагнул в комнату. Дымно. Чадно. Едкая вонь выбивает слезу.

– Ты где? Отзовись?

Не видать ни хрена. Из глаз течет, а легкие сжимаются, выплевывая сажу. Сергей стащил майку, скомкав, прижал к лицу. Есть пара минут. Достаточно, чтобы найти человека. Квартира небольшая.

Рыжие крылья пламени легли на плечи.

Больно. Горячо. Воздуха.

Огонь танцует на полотнах, шипит, плюется.

Назад. Скорее назад.

Вперед. Вон тело, темный бугор у окна. Две полосы огня преградой, и назад… нет, лучше вперед. Стул под руку подвернулся. Если шибануть… руки дрожат. В голове звон. Стоять. Нет, идти. Ударить. Еще раз ударить. Сильнее, чтобы звон и брызги. Боль к боли и уже почти не чувствуется. Глоток воздуха, пока остальной не сожрало пламя. Сожрало. И воздух, и сейчас уже Сергея. Спокойно. Есть еще шанс. Для обоих. Подхватить – тяжелый, скотина, а в голове звон-звон. Легко-легко. Прилечь.

Нельзя.

Идти. К окну. Выбираться.

Кусты сирени и черные хлопья сажи, как жирные бабочки. Нет. Идти. Перетянуть через подоконник этого-безымянного. Хрустят стеклянные зубцы, ломаясь о живое тело. Ничего, потом заштопают. Громкий хруст веток. Жужжание. Самому. Перебраться. Перепрыгнуть, он же сильный, сумеет… нет.

Силы уходят. Хватает лишь на то, чтобы лечь. Перевалиться и упасть. Уже не на кусты – на мягкое тело. Стонет. Кто? Кто-то из двоих. Дышать больно. А из разбитого окна яркой занавеской вылетает пламя.

Издали, сквозь гул в голове, доносится вой пожарных. Кто-то вдруг оказывается рядом. Говорит – шумный, – трогает за руки. Больно, мать же твою! Встать? Встать может. Сергей сильный. И догадался. Вовремя. Еще немного и…

Поднимают. Отводят. Суют воду и льют на плечи, выбивая крик.

– Ожоги… – Кто это сказал? Людей вдруг слишком много. Кружатся-кружатся, особенно эти в халатах, невесть откуда взявшиеся.

– …угарный газ… отравление… госпитализация.

Стойте. С художником поговорить надо. Это важно. Это очень важно.

– …мертв…

Кто? Сергей жив. А кто тогда в пакете? Черная целлофановая гусеница, которую грузят в машину.

– Вы сделали все, что могли, – ласково говорят Сергею. И смотрят с сочувствием. Думают, что родственник? Нет, родственников нет. Это так, случайный знакомый. Незнакомый даже.

Поговорить не успели. И Варька пропала.

Черта с два она вернется домой.

На дисплее мобильного телефона высветился незнакомый номер. Агнешка, зевнув, протянула трубку Семену и прошептала:

– Варенька.

Откуда взялась эта уверенность, Агнешка не знала. Просто кому еще звонить?

– Да? Конечно, узнал, дорогая моя. – Семен приложил палец к губам, призывая к молчанию. – Какая встреча? А с кем я должен был встретиться? Я тебе звонил, конечно. Только ты трубочку не брала. Сбежать хочешь? Смотри, я от тебя так просто не отстану. Сама понимаешь, дело личное, принципиальное… ах готова рассчитаться? Конечно, я рад слышать. Да, встретимся. Где и когда? Дай подумать…

Думал он недолго. И скатившись с кровати, произнес:

– А давай прямо сейчас? Нет? Ну тогда через часик. Устроит? А вот где… помнишь площадь и кафе, где мы с тобой мороженое ели? Давай там.

Площадь и мороженое. Весенняя романтика с цветущими рябинами, голубями и сахарными мечтами о будущем. Подходит для подростков, но никак не для Семена. И Вареньки.

У них общее прошлое, которое вряд ли ограничилось посиделками в кафе, и раньше Агнешке было как-то все равно, а теперь вдруг ревность резанула.

– Лучше, если ты останешься здесь, – сказал Семен, одеваясь. Двигался он еще скованно, но прежняя слабость исчезла, как и вчерашняя неуверенность. Еще день или два, и он перестанет нуждаться в Агнешке. Что тогда? Скажет «спасибо» и по окончании дела – а должно же оно хоть когда-нибудь да закончиться – отправит домой?

Ну уж точно в кафе на мороженое приглашать не станет. А у нее не достанет решимости пригласить самой. Это же неприлично и даже непристойно.

Девушка не должна навязываться.

– Пара часов, и я вернусь.

– Или не вернешься, а я буду сидеть и гадать, живой ты или уже нет.

Плевать на приличия и пристойности. Агнешка будет навязываться, если не на мороженое, то хотя бы на поездку.

– После вчерашней встречи ты едва до машины дополз. А говорил, что встречаешься с другом…