Наполеон. Страсти по императору - Андрей Иванов

Наполеон задумался и начал ходить по кабинету взад и вперед. Через пятнадцать минут император подошел к собеседнику и спросил: «Верите ли вы, что Россия не хочет войны, что есть вероятность, что она останется верной союзу и снова вступит в континентальную систему, если я дам ей удовлетворение за счет Польши?»{134}

Коленкур ответил утвердительно, а на вопрос о характере уступки назвал частичную эвакуацию Данцига и прусских крепостей. Ответ Наполеону не понравился, и он заговорил о том, что русские возгордились, хотят предписать ему свою волю и навязать войну. Бывший посол сказал, что они просто не хотят подчиняться чужой воле. Наполеон гневно заявил, что Коленкур хочет его унизить. Собеседник спокойно ответил, что он лишь указал на средства сохранения союза с Россией и обвинил Наполеона в том, что он пожертвовал союзом. Император не согласился и утверждал, что союз порвала Россия, поскольку ее стесняет континентальная система. Коленкур нанес сильный контрудар, указав на нарушения правил блокады самим императором.

Действительно, в некоторых случаях Наполеон выдавал лицензии, разрешая торговлю с Англией. Император улыбнулся, поскольку крыть было нечем. Он взял Коленкура за ухо, что было обычным знаком его расположения к собеседнику, и спросил, не влюблен ли тот в Александра. Коленкур ответил отрицательно, но назвал себя поклонником мира. Затем он попросил дать ему высказать что-то важное. Наполеон нетерпеливо потребовал продолжения диалога. Коленкур начал говорить с большой силой и широтой и призвал Наполеона сделать выбор между двумя возможностями: успокоить Россию, предоставив ей верный залог против восстановления Польши, или восстановить Польшу. Второе решение приведет к вооруженному конфликту. Говорили о войне, и Наполеон утверждал, что русское дворянство заставит царя подписать мир после одного или двух проигранных сражений. Коленкур смело прервал его и заявил, что император впал в опасное заблуждение. Следом он показал Наполеону возможное и страшное будущее:

«В России никто не заблуждается ни относительно гения противника, ни относительно его колоссальных средств. Все знают, что будут иметь дело с вечным победителем, но знают также и то, что страна обширна, что есть куда отступить и что временно можно уступить почву. Они знают, Государь, что завлечь вас внутрь страны и отдалить от Франции и ваших средств — значит уже занять выгодное положение в борьбе с вами. Ваше Величество не может быть повсюду; они будут нападать только там, где вас не будет. Это не будет мимолетной войной. Придет время, когда Ваше Величество вынужден будет вернуться во Францию, и тогда все выгоды перейдут на сторону противника. Сверх того, следует считаться с зимой, с суровым климатом и, в завершение всего, с заранее принятым решением ни в каком случае не идти на уступки»{135}.

Далее Коленкур привел слова Александра, которые царь сказал ему на прощание:

«Если император Наполеон начнет войну со мной, возможно, даже вероятно, что он разобьет нас — если мы примем сражение, но это не даст ему мира. Испанцы были часто биты, но из-за этого они ни побеждены, ни покорены. Между тем они не так далеко от Парижа, да и климат их и средства не наши. Мы не будем подставлять себя под удары; нам есть куда отступить, и мы сохраним армию в полном порядке. При таких условиях, какие бы бедствия ни пришлось испытывать побежденным, нельзя предписать им мир; побежденные предписывают его своему победителю. Император Наполеон высказал эту мысль Чернышеву после битвы при Ваграме. Он сам сознался, что никогда не согласился бы начать переговоры с Австрией, если бы та не сумела сохранить своей армии. Будь австрийцы настойчивее, они добились бы лучших условий. Императору нужны такие же быстрые результаты, как быстра его мысль. С нами он их не получит. Я воспользуюсь его уроками — это уроки мастера своего дела. Мы предоставим вести за нас войну нашему климату, нашей зиме. Французы храбры, но не так выносливы, как наши, они скорее падают духом. Чудеса творятся только там, где император, но он не может быть всюду. Сверх того, ему необходимо будет поскорее вернуться во свои владения. Я первый не обнажу шпаги, но зато последним вложу ее в ножны. Я скорее отступлю в Камчатку, но не отдам ни одной провинции, не подпишу в моей завоеванной столице мира, ибо такой мир был бы только перемирием»{136}.

Наполеон слушал с изумлением и ни разу не прервал собеседника. Слова Коленкура произвели на него глубочайшее впечатление, и герцог мысленно торжествовал. Наполеон просил его продолжать и задал множество вопросов о русской армии, об администрации, обществе и требовал подробностей. Он поблагодарил бывшего посла за его усердие и преданность и наконец-то нашел для него добрые слова.

Император согласился, что ресурсы России велики. Он воспринял слова об огромных средствах этой обширной империи, стойкости и патриотизме русских как вызов. В ответ он приводил доказательства того, что его военные силы превосходны. Наполеон предался своей страсти и заговорил о количестве и качестве многонациональных войск империи, об огромных и неиссякаемых источниках пополнения армии, новых наборах и системе подготовки кадров, о слиянии опыта ветеранов прошлых кампаний и молодого задора рекрутов, желающих быть достойными славы отцов. Он говорил о французах и союзниках своей империи и воображал грандиозный парад сотен тысяч воинов. Неужели на свете есть сила, способная устоять против их натиска? Голос императора временами дрожал, глаза блестели, он был впечатлен величием нарисованной им самим картины. Никем не сдерживаемый гений превратился в безумца, и потрясенный Коленкур видел крушение своих надежд.

Наполеон обещал, что сам он не начнет войны, но ожидал провокаций со стороны царя. Он понимал, что Александр исходит из идеи своего превосходства по крови, и говорил о его честолюбии, желании войны и скрытой цели замыслов российского императора: «Говорю вам, что у него иные поводы, а не опасения по поводу Польши и не дело об Ольденбурге»{137}.

Разговор императора и бывшего посла продолжался уже несколько часов. Наступили сумерки, а Наполеон продолжал говорить. От России он перешел к общим вопросам своей политики и системе мер против англичан, которые должны были заставить их подписать мир. Он хотел упорядочить все предметы, докопаться до причин всех явлений, проследить историю возникновения спорных вопросов. Наполеон подходил к ним с разных сторон, напрягая свой мозг и полемизируя с Коленкуром. Он хотел поймать собеседника на ошибке или противоречиях, задавая одни и те же вопросы на разные лады. Император вдохновенно говорил и энергично нападал. Встретив обоснованное возражение, он замолкал и в течение нескольких минут хранил молчание. Он переходил с одного предмета на другой и не находил равновесия.

Наполеон затронул все вопросы, государственные и личные. Император утверждал, что Александр рассердился на него за то, что он не выбрал в жены царскую сестру. Коленкур напомнил историю; Наполеон сказал, что он забыл эти подробности. Разговор близился к завершению, и император сделал краткий обзор сказанного. В десятый раз он повторил, что не хочет ни войны, ни восстановления Польши, и подчеркнул свое желание сговориться по спорным делам. Коленкур начал предлагать конкретные меры по каждому из этих вопросов и призвал императора принять во внимание экономические интересы России. Наполеон не дослушал его до конца. Он сделал вывод, что Коленкур предлагает сплошные уступки в пользу России. Император сказал, что новому послу Лористону поручено подробно обсудить и урегулировать все вопросы.