Перстень Иуды - Сергей Куликов

Особый интерес следователь проявил к рассказу дяди о том, как и каким образом ему достался перстень Иуды. Тут Павлу пришлось вспоминать малейшие подробности дядюшкиного повествования, часто повторять одно и то же. А Небувайло постоянно обращался к писарю, спрашивая, успел ли он записать сказанное, не повторить ли что еще раз. Наконец, Александр Григорьевич задумчиво спросил:

– А не кажется ли вам, молодой человек, странным, что узурпатор, услышав отказ вашего дяди посодействовать ему в установлении добрых отношений с москвичами, взял да и наградил его этим самым кольцом? Причем прямо-таки содрал с руки своего бедного генерала!

Павел смутился. И в самом деле, почему это Наполеон был так щедр к Василию Васильевичу? Видя, что подследственный не знает, как ответить, Небувайло пришел ему на помощь:

– Может быть, вы что-то запамятовали?

– Нет, ваше превосходительство, я в точности передал вам рассказ дяди.

– Ну и хорошо, ну и хорошо, – заулыбался следователь. – А вот скажите, когда вы этот ваш перстенек носили, не замечали ли каких-то странностей?

– Да нет, – пожал плечами Павел. – А отчего возник такой вопрос?

– Сейчас объясню, любезнейший, – следователь перебрал лежащие перед ним бумаги. – Вот что показали секунданты – капитан Дымов и коллежский секретарь Булкин… Со слов князя Юздовского им известно, что перстень ваш обладает дьявольской силой. Именно под его воздействием князь нарушил слово и противоправно отказывался вернуть залог… А когда перед дуэлью решил помолиться в домашней часовенке, то перстень стал жечь его палец лютым огнем, не в силах терпеть который, он снял его с руки. И тут же испытал прояснение разума, осознал недопустимость своего поступка и решил отдать злополучный залог вам, чтобы покончить дело миром. Ведь так?

Бояров кивнул.

– Да, об этом мне известно со слов капитана Дымова, который действительно передал мне перстень от князя перед самой дуэлью…

Небувайло наклонился вперед, навалившись грудью на стол, так что допрашиваемый ощутил его жаркое дыхание.

– А еще секунданты Дымов и Булкин утверждают, что в момент вашего выстрела черный камень перстня на вашей руке блеснул огнем…

– Сие мне неведомо, – растерянно ответил Павел.

– А как вам удалось столь точное попадание? Вы ведь, кажется, и пистолета никогда в руках не держали?

– Не держал, верно… Только об этом я тоже пребываю в неведении.

Следователь долго выпытывал все необычное о перстне Иуды и, хотя Павел подробно и добросовестно отвечал на вопросы, многого прояснить так и не смог.

– Ну, вот и все на сегодня, друг мой, – заключил Александр Григорьевич, когда в кабинете уже горели свечи. – Вот здесь расписаться надо. А теперь вам, молодой человек, следует хорошенько отдохнуть и выспаться. Отправляйтесь в… камеру. Завтра мы продолжим нашу приятную беседу.

– В камеру? – Бояров выглядел растерянным. – Ваше превосходительство, зачем в камеру? Скажите, когда прийти, я завтра как штык явлюсь минута в минуту!

– Ах, друг мой, – вздохнул Небувайло. – Я и не сомневаюсь, что вы явитесь вовремя. Я же сразу вижу порядочного человека. Но не могу, никак не могу! Служба! Меня не поймут, накажут, ежели вас отпущу. А камеру я распорядился предоставить вам хорошую. Там чисто. Накормят вас… Не бог весть как, не так, конечно, как в ресторации «Ампир»… Ну, тут уж не обессудьте…

Следователь развел руками.

– Так что – в камеру, в камеру!..

Толстяк стал тяжело подниматься с кресла, а в дверях появились два солдата с длинными ружьями, блестящие штыки торчали выше их фуражек. Павла Боярова увели.

– Экий дурак, возомнивший о себе бог весть что! – сказал Небувайло, пытаясь размять затекшие ноги. – И ты погляди, Георгий, какому-то прощелыге могло достаться наследство графа Опалова. А наследство, доложу тебе, не ма-а-аленькое! Ну, да теперь ему, видно, ничего, кроме Сибири, не светит.

И, понизив голос, Александр Григорьевич закончил:

– Сам государь высочайше повелел наказать! Примерно наказать!

С трудом переставляя толстые ноги, великан ушел. А писарь не спеша стал собирать со стола бумаги, потом протер мягкой фланелью перья, закрыл и обтер чернильницу. Наконец, когда порядок был наведен, он тоже покинул кабинет.

* * *

Георгию Карловичу Рутке предстоял неблизкий путь до своего дома, расположенного на окраине. Удобней, конечно, взять извозчика, но тогда надо платить. А пройтись пешочком можно совершенно задарма, к тому же гулять по воздуху, как советовали ему врачи, очень полезно. Что может быть лучше, чем совмещать приятное с полезным!

Кутаясь в плащ, молодой человек быстрым шагом направился в длинную дорогу. Улицы становились все проще и беднее, булыжные мостовые сменились грязными земляными рытвинами. Было сыро, но дождь прекратился – и то, слава Богу!

Он шел, по обыкновению опустив голову, поглощенный своими мыслями. Сегодняшний допрос почему-то его очень взволновал. Нет, сама причина дознания – дуэль – и все, что с нею связано, его мало интересовала. И этот простофиля Бояров в Георгии не вызывал ни малейшего сострадания. Он уже второй год работал с «добряком» Небувайло и прекрасно знал, как тот плетет свою паутину, ласково запутывая жертву намертво. А тут и плести-то нечего было: этот дурак сам помогал связать себя по рукам и ногам. Дело ясное, развернуться Небувайло просто негде. Разве такие дела он распутывал!

Волновало Рутке другое – перстень! Притягательная изящная вещица с гипнотизирующим и завораживающим черным камнем вызвала в его остывшей душе настоящую бурю! Такой же всплеск страсти, который вызывает красивая и доступная женщина в сердце ловеласа! Он мечтал о перстне, как девственник о горячем девичьем теле, как наркоман об ампуле морфия, как потерпевший кораблекрушение об островке твердой земли! Потому что решил, будто загадочное колечко способно кардинальнейшим образом изменить его серую жизнь. Может, и в самом деле его носил Иуда, может, действительно в нем заключена мистическая сила? И не важно какая, пусть даже дьявольская… Главное – сила, которой ему никогда не хватало и о которой он всегда мечтал…

Георгий Рутке был коренным петербуржцем. Родиться ему было суждено в семье служащего Карла Людвиговича Рутке, обрусевшего немца. Отец хорошей карьеры сделать не смог, и семейство перебивалось, что называется, с хлеба на воду. Георгий еще учился в гимназии, когда его матушка умерла от туберкулеза. Жить семье стало еще труднее. Но и в гимназии было не слаще. Слабого, крайне несимпатичного мальчика обижали все кому не лень: отпускали «леща», ставили подножки, щипали, били… Каждый день он смиренно сносил побои, насмешки и издевательства. Зато дома ночью, закутавшись в одеяло, он предавался сладким мечтам, как однажды, когда он станет взрослым и будет облечен властью и силой (а в этом молодой человек не сомневался), расправится со всеми своими обидчиками.

Учился он плохо, хотя считался весьма прилежным гимназистом. Но был один предмет, по которому ему равных не было – чистописание. У молодого Рутке оказался исключительно красивый, подлинно каллиграфический почерк. Никто не мог с ним сравниться! Если нужно было написать какой-то важный документ или поздравительный адрес, директор распоряжался вызвать гимназиста Рутке. Даже с занятий иной раз снимали. Георгий понял, что надо лелеять дар, выделяющий его из числа остальных. Он тренировался дома, доводя почерк до совершенства, а потом стал преуспевать и в скорости письма.