Внезапная удача 2 - Татьяна Ренсинк

А то, что было, — ушло. Он был и будет верен тебе.

Больше ничего Савва не стал говорить. Он оставил её одну… Одна, с мыслями, со всем, что услышала, она понимала, что поступила нехорошо. Выйдя из садов, Софья слышала, что поёт уже кто-то другой. Возвращаться в зал было стыдно, и она поплелась по коридорам дворца…

Медленно ступая, любуясь красотами вокруг, Софья пришла во фрейлинский коридор, где было тихо. Вспоминая то, как жила здесь, как общалась с подругами, плакала с ними и смеялась, помогала в их любовных историях и мечтала о своей любви, она остановилась у двери одной из комнат…

Здесь она часто ночевала во дворце. Здесь она любила жить. Здесь было хорошо и плохо… Софья осторожно приоткрыла дверь. Комната казалась нетронутой, будто никто ещё здесь не жил после неё. Всё было, как раньше…

— Меня здесь больше не будет, — погладила она дверь, комод и коснулась покрывала кровати. — А когда-то так хотелось бежать… И ведь бежала, — усмехнулась Софья себе.

Она села на постель и обняла ноги:

— Зачем же ты, память, ушла? Неужели я недостаточно настрадалась?… Да, виновата во многом… Да, поступала часто неправильно… И сейчас поступаю, — снова Софья усмехнулась себе с обидой. — Как он мог полюбить такую дуру, как я? Почему меня? Я даже не красивее всех тех, кто по нему страдает…

Уткнувшись в подол платья, Софья не выдержала и зарыдала…

Глава — 60

Алексей уже некоторое время неслышно стоял на пороге и смотрел на плачущую любимую. Видя её самобичевание, ту боль, которую до сих пор переживает, он поспешил обнять…

— Нет…. я не достойна всего этого, я не смогу…. мы не сможем, — плакала Софья, но Алексей знал, что всё на самом деле иначе:

— Я добьюсь всё же того, чтобы слёзы были лишь от счастья. Родная…. поверь мне…. поверь же мне…

Наступившая тишина и нежные объятия любимого всё же скоро успокоили Софью. Слёзы начинали высыхать, дыхание становиться более ровным. Только мысли ещё не давали покоя…

— Поцелуй меня…. хотя бы ещё раз, — с мольбой вымолвила Софья, и Алексей жарко прикоснулся к её губам, целуя долго, с великим чувством не угасающей любви.

Снова казалось, что всё безоблачно. Словно становилось легче на душе, и, когда снова прижалась к груди его, Софья прошептала:

— Это ты… Всё правда…

— Ты что-то вспомнила? — догадался Алексей.

— Да…. но не всё, — прослезилась вновь Софья, взглянув в глаза переживающего вместе любимого. — Я не помню, как рожала, как жила с Мамоновым…

— Последнее лучше и не вспоминай, — улыбнулся Алексей, в себе благодаря судьбу, что начала возвращать потерянное.

— Я снова жалею себя и ругаю, — молвила Софья, но любимый, достав платочек, стал высушивать её новые слёзы.

Снова успокоившись, снова оберегаемая объятиями единственно любимого мужчины, Софья скоро удалялась с ним по коридорам дворца, оставляя прошлое позади. Лишь сожаление о том, что какое-то время им было суждено быть друг без друга, оставалось с ними, но будущее, они знали, подарит ещё много радужных дней…

— Софья? — послышался позади голос Вари, и Софья её сразу узнала.

Оглянувшись на свою подругу из прошлого, когда-то такую же фрейлину, как и она, Софья заметила в её руках знакомую шкатулку.

— Я хранила её для тебя, — улыбалась Варя, протягивая её, и Софья, приняв, сразу открыла.

Она улыбалась тому, что видела в шкатулке, а достав оттуда серебряный листок, показала его всё понимающему любимому:

— Я его помню!.. Мы в Швеции эти листики забрали…. забрали сохранить. Желания загадали!

— Да, — кивал Алексей, достав из кармана такой же листок. — И я его часто беру с собой, как амулет…

Видя их такими счастливыми, как вновь обрели всё, что потеряли, Варя тихонько ушла, радуясь вместе. Софья же с Алексеем поспешили оставить роскошные коридоры дворца позади, музыку и вечер с друзьями и родными. Желание вновь быть вместе, просто побыть в своём пока маленьком семейном кругу — вот что было сейчас важнее всего…

Они вышли на двор, где им подогнали карету, и Алексей снова взглянул в глаза любимой, нежно обняв за талию…

— Прости, — молвила сразу она, любуясь им перед собой, живым, любимым, вернувшимся. — Прости, что забыла тебя…

— Но ведь уже вспомнила? — улыбнулся он опять.

— Да, — невольно показалась и её улыбка. — Хорошо, что не поздно… Но я вспомнила и синяк на губах, когда мы были в Швеции в первый раз, — смотрела она с вопросом и хитрым взглядом, на что Алексей со смущением засмеялся:

— Да, да…. виноват… Мы тогда выпили вина, и я тебя впервые поцеловал… Да вот ты на утро не помнила сего, а уж напоминать утром такое я побоялся.

— Как жаль… Хорошо, что не передумал любить, — смутилась счастливая Софья, и любимый, ласково обнимая, прошептал:

— Я всё равно был бы твой, как бы ни сложилась судьба… Вернулась бы ты, или нет… Вспомнила бы меня, или нет… Я навсегда твой, — поцеловал он вновь её губы.

— Я навсегда твоя, — ответила Софья, наполняясь желанием дать любимому то же счастье, что испытывает теперь сама.

Ты и только ты со мной.

И пусть года текут водой,

И пусть и радость, и печаль:

Любовь — не хрупка, не хрусталь.

Ты и только я с тобой.

Тебе все песни сочиню одной.

Тебе всё в жизни я отдам.

Нет места горестным слезам.

Ты — тот, от слов которого летаю.

Ты — та, о ком всю жизнь мечтаю.

Мы — как будто крылья прорастают,

Когда в объятиях друг друга сердца так тают.

Алексей снова пропел любимой новую песню, зачаровывая и убеждая вновь, что суждено им вместе быть, что радость любви не покинет никогда. Сказку той давно желанной радости, сбывшейся наяву, они снова скрепили продолжительным поцелуем. И медленно, один за другим, из окон дворца к ним были обращены взоры и доброжелательные улыбки всех друзей и родных…

Все смотрели на них и радовались наконец-то вернувшемуся счастью… Заметив их, Алексей и Софья улыбнулись друг другу…

— Удача у нас всегда была внезапная, и не покинет никогда, — верил Алексей, а любимая обняла:

— Правда?

— Правда, — убеждал он, и, удаляясь к экипажу, они помахали руками всем, кто наблюдал из окон.

И отец Софьи с супругой отвечали тем же, и Пётр с супругой Ионой, и Николай с Алёной, и Антон с Александрой, и Михаил с Анастасией, и Шувалова, и Савва, даже сама государыня, которая всегда заранее знала, что те, кто невольно попадёт под