Мертвое море - Тим Каррэн

«А что насчет тебя? — спросил себя Кук. — Действительно думаешь, что ты лучше остальных? Хочешь сидеть и изображать голос разума, но в итоге ты в такой же заднице, как и остальные. Если у тебя будет шанс, ты убьешь Сакса. Пожалуйста, не забывай об этом. Возможно, ты лишь повторишь убийство своего отца, но эта мысль тебя не остановит.»

Более «подходящей» команды для совместного выживания в одной спасательной шлюпке посреди кишащего призраками моря было не найти.

«Так или иначе, ты это заслужил, — сказал себе Кук, — вел не особо праведную жизнь».

— Вы всё неправильно поняли, — проговорил Сакс. — Я не хочу никого убивать. Я хочу, чтобы мы пережили это во что бы то ни стало, но, поскольку у меня есть пистолет, я теперь ваш начальник и бог. И я разберусь с любым из вас, если решу, что он представляет опасность для остальных, имей это в виду, Фабрини, потому что, клянусь богом, я не шучу.

Наступило молчание. Все смотрели на уплывающий прочь труп. Возможно, Гослинг был прав насчет подводных течений, этих невидимых движущих сил, потому что тело постепенно удалялось — или шлюпка удалялась от него. Не проплыл труп и ста футов, как внезапно подскочил, подняв в воздух облако пены и брызг, а потом снова нырнул в воду, где принялся биться из стороны в сторону, как эпилептик во время сильного припадка.

Замелькали блестящие, как мокрая кожа, плавники и острые как бритва зубы: такие бывают только у акул. Кук видел, как они атаковали тело, словно торпеды. Размером твари были от пятнадцати дюймов до трех футов. Их длинные, гибкие тела с тяжелыми, покрытыми пластинами, как у броненосцев, головами извивались, напоминая угрей.

Чудовища обглодали тело до костей в считаные минуты, а потом разорвали на части скелет.

Это было что-то намного страшнее акул.

Пока Кушинг и Сольц спали, Джордж следил за туманом, ожидая, что сквозь завесу прорвется что-нибудь еще. Перед ним постоянно сновали тени и фигуры, но он не был уверен, видит ли их на самом деле или грезит наяву. Где-то в глубине души он все же чувствовал, что там что-то есть, огромное, всеобъемлющее и злобное. Именно это слово приходило на ум. Невыразимо злобное, словно опухоль, ждущая, чтобы выесть человеческий разум.

Джордж решил, что не позволит себе слишком много об этом думать, чтобы не сойти с ума. Это будет нелегко, учитывая обстоятельства. Образы возникали сами собой: ухмыляющееся, мерзкое божество морских пустынь, мрачный властелин черных глубин и кораблей-призраков, проклятых морей и утонувших моряков, безумная, ползучая злоба, бесконечная и пустая, как межзвездные пространства, нечто, способное питаться человеческими тревогами, безумием, страхом и отчаянием, само олицетворение — или воплощение, если слово «плоть» было уместно, — ужаса, который всегда вызывало у людей море.

«Хватит, — пытался успокоиться Джордж. — Нужно прекратить это дерьмо. Если выберешься из жуткой мертвой зоны, то сможешь с комфортом провести остаток жизни на суше, рассказывая байки про призраков и подобную чушь. Будешь просыпаться в поту в четыре утра от кошмаров об этом месте, но тогда это будут всего лишь дурные сны, а не реальность. А пока не теряй головы, потому что от этого кошмара тебе не проснуться и всякий раз, когда ты закрываешь глаза, тебе грозит опасность».

Ну что ж, пища для размышлений.

Он почесал бороду, пробежал пальцами по телу и почувствовал выступающие ребра, но торчали они вовсе не из-за того, что он голодал, — Джордж всегда был худым и жилистым. С его термоядерным метаболизмом набрать вес было практически невозможно, а разные диетические штучки и телевизионная реклама вызывали у него смех. Всю сознательную жизнь он пытался поправиться, но тщетно.

Каждый на плоту время от времени задавался вопросом о том, что он сделает в первую очередь, когда вернется домой. Ответы были разные. Гослинг хотел нанести визит подружке в Новом Орлеане и попьянствовать с ней неделю, не вылезая из постели. Кушинг собирался бросить работу и послать своего шурина к черту, насчет причин он не стал распространяться. Сольцу хотелось отдохнуть и подлечиться, особенно после того, как Гослинг запретил ему трогать аптечку и лежащие в ней таблетки и мази.

Джордж же хотел проводить каждый день с женой и сыном, чтобы они знали, как много для него значат, и целыми днями рассказывать Джейкобу о своих морских приключениях. Он представлял, что парень впитывает их как губка и готов слушать истории снова и снова, а Джордж утоляет его любопытство, как и многие отцы до него. Втроем они устраивают пикники и «ленивые» воскресенья, когда можно ничего не делать. А ночи, после того как Джейкоб засыпает, Джордж проводит в горячих объятиях Лизы.

Боже, как это было бы здорово.

До кораблекрушения он даже не осознавал, насколько хороша его жизнь. Чертовски жаль, что лишь катастрофа смогла открыть ему глаза.

Но так ведь всегда и бывает, разве нет? По крайней мере, воспоминания о жене и сыне придавали ему сил, и Джордж решил, что вернется к прежней жизни любой ценой: горе любому, кто попытается ему помешать, пусть это будет даже древний Туманный Дьявол.

Каждый справлялся по-своему. Так всегда в подобных ситуациях: что одним выворачивает кишки наизнанку, у других вызывает улыбку, что одних заставляет смеяться, других принуждает кричать. Так было и в спасательной шлюпке, затерянной посреди густого, как гусиный пух, тумана и окруженной хищными рыбами.

Словно голодные собаки, мечущиеся вокруг ведра с мясными обрезками, твари чуяли, что в лодке есть мясо и кровь, только не знали, как до них добраться, поэтому продолжали кружить, проплывали под лодкой, толкали ее, били хвостами. Пока они еще не нападали всерьез и всего лишь заигрывали с жертвой — настоящая волчья стая из бездонного, первобытного моря, — но скоро, уже очень скоро они начнут атаковать. Их становилось все больше, они выплывали из неведомых глубин, петляя между дрейфующими скоплениями водорослей, мешали друг другу, бились телами и скрипели плавниками. Было ясно, что, стоит крови попасть в воду, тут же начнется пищевая лихорадка, а значит, недолго оставалось ждать до того момента, когда они перевернут лодку и наконец полакомятся всласть.

По крайней мере, так себе все представлял Сакс.

— Вы только посмотрите на них, парни. Видели когда-нибудь таких чудовищ? Гляньте, какие пасти у этих тварей. Господи, да такими зубами можно отрывать руки-ноги, рвать глотки и крошить кости.

Если это была попытка пошутить в свойственной ему едкой манере, то выходила она неудачной. Никто не смеялся, и даже у Крайчека был испуганный вид.

— Такое ощущение, будто я в ведре, а ведро — в бассейне с крокодилами, — сказал Фабрини. — И я жду, когда один из этих злобных ублюдков догадается, как до меня добраться.

Саксу, похоже, такое сравнение понравилось, поэтому от себя он добавил:

— Скорее, как крыса в змеиной норе. Тебе это больше подойдет.