Чеченская марионетка, или Продажные твари - Полина Дашкова

— Двадцать пять. Два года назад я окончила факультетжурналистики Московского университета, год проработала в «Московскомкомсомольце». А потом появилась наша газета «Кайф». Я люблю все новое, мненравится начинать сначала.

— А кто спонсирует вашу газету?

— О, у нас много сильных спонсоров, например, банк «ОгниМосквы», компания «Проктер энд Гембл», потом… японская компьютерная фирма, я, ксожалению, все время забываю, как она называется. В общем, с этим у нас проблемнет.

Маша уже плела невесть что. Она понятия не имела, кто и какможет спонсировать молодежную газету.

Наконец показалась светящаяся вывеска кафе «Прометей».Любезно попрощавшись с Ивановым, Маша выскочила из джипа и облегченновздохнула. В кафе она уже вошла спокойно, не спеша села за пустой столик,заказала стакан «спрайта» и порцию мороженого. Воду выпила залпом, мороженоелишь слегка ковырнула ложкой, выкурила сигарету, расплатилась и спустилась напляж.

Было восемь часов вечера, народу на пляже оказалось совсеммало. Маша с наслаждением стянула проституточное лиловое платье и осталась вкупальнике-бикини. У лифчика купальника отсутствовали бретельки, пластмассовыечашечки торчали далеко вперед, и объем груди явно не соответствовал тоненькойфигурке. Достав маленькое зеркальце, она осторожно вытащила сине-лиловыеконтактные линзы. Снимать парик на глазах запоздалых купальщиков Маша нерешилась, натянула сверху большую резиновую шапку и, разбежавшись, судовольствием прыгнула в воду, немного отплыла от пляжа на глубину, нырнула,потом быстро отклеила размокшие накладные ресницы, мерзкие розово-лиловыеногти, и все это медленно отнесло волной, как легкий мусор.

Теплое вечернее море расслабляло, смывало страх и напряжениевместе с чужим, назойливым запахом духов «Фиджи». Накупавшись, Маша судовольствием прошлась босыми ногами по прохладным камням пляжа, сняла рыжийпарик вместе с резиновой шапкой, встряхнула свалявшимися под парикомтемно-каштановыми волосами, достала из сумки пакет, в котором лежали шорты, майкаи китайские тапочки.

Через пятнадцать минут она садилась в черную «Тойоту»,поджидавшую ее в тихом переулке неподалеку от кафе.

Глубокой ночью старый темно-зеленый «микрик» с заляпаннымгрязью номером и погашенными фарами почти бесшумно подъехал к двухэтажномузданию офиса Областного управления торговли. Из «микрика» выскочили четыретемные фигуры, аккуратным ударом пистолетной рукояти оглушили охранника,дремавшего в будке.

Им было известно, каким образом отключается сигнализация в здании,поэтому оглушительная сирена не завыла, когда они открыли дверь. У них имеласьсвязка ключей от всех дверей в этом здании.

В кабинете коммерческого директора управления жалюзи наокнах были опущены, шторы плотно задернуты. Ночные гости включили свет и,распределившись по четырем частям кабинета, стали обыскивать его, тщательно ибыстро. Никаких следов своей молчаливой работы они не оставляли, каждую вещьклали на прежнее место. Заглянули и в индивидуальный сортир, но там и искать-тонегде, каждый уголок на виду.

Через полчаса они закончили свою работу, но один из нихвсе-таки еще раз зашел в сортир справить малую нужду. Застегнув ширинку, он навсякий случай, для очистки совести, поднял крышку бачка…

Через десять минут «микрик» с погашенными фарами тихоотчалил от ворот офиса. Теперь в нем сидел еще и охранник. Он не успелочухаться, рот его был заклеен куском скотча, руки связаны за спиной.

А еще через полчаса появились новые пассажиры — сонный, перепуганныйВячеслав Иванов в вишневой трикотажной пижаме и его телохранитель Николай втугих белых трусиках, оглушенный, как и охранник офиса, ударом пистолетнойрукояти. Рты обоих тоже заклеили, руки связали.

«Микрик» выехал из города и направился к горам. Отодраннаяот крышки туалетного бачка маленькая кассета от видеокамеры лежала в карманеджинсовой куртки одного из ночных гостей.

Всю долгую тряскую дорогу Вячеслав Борисович жалобно, нодостаточно громко и выразительно поскуливал сквозь скотч, чем сильно раздражалсвоих попутчиков. Когда «микрик» въехал в маленькое горное село, охранник ителохранитель уже окончательно пришли в себя. А Иванова пришлось вносить в домчуть ли не на руках — ноги отказали ему, от страха он почти лишился чувств.

Куски скотча со ртов сняли, но руки не развязали.

— Ты плохо спрятал кассету, — с мрачной усмешкой произнесАхмеджанов, выслушав доклад одного из своих боевиков.

— Аслан! Какую кассету?! Что ты говоришь? Чеченец сунул влицо Иванову маленькую кассету от видеокамеры, замотанную в тонкийполиэтиленовый пакет, с куском широкого лейкопластыря, прилипшего кполиэтилену.

— Что это? Я не понимаю!

— Сейчас поймешь, — носком тяжелого ботинка он легко врезалбывшему комсомольцу в пах. Тот скорчился и опять громко заскулил.

— Видеокамеру принесите! — крикнул чеченец кому-то.

Появилась видеокамера. Он развернул кассету, вставил ее вкамеру, просмотрел несколько первых кадров и тут же выключил.

Иванова осенило. Он понял, что это за кассета.

— Аслан! Мне же ее подкинули! Девчонка вечером приходила,корреспондентка, она и подкинула!

Заикаясь, путаясь, он стал рассказывать о визитеочаровательной Юли Ворониной.

— Как, говоришь, газета называется? «Кайф»? А удостоверениеты ее видел?

— Нет! — в ужасе спохватился Иванов.

— Кто-нибудь из вас видел ее документы? — обратился чеченецк охраннику и телохранителю.

— Я попросил ее предъявить, — стал объяснять охранник, — нотут Иванов вышел и велел ее не задерживать. А мне что? Он велел, я пропустил.

— Значит, никаких документов эта корреспондентка никому извас не предъявила. Как она сама-то выглядела?

— Шикарная баба, — начал охранник, — лет двадцать пять,волосы рыжие, прямые, короткие, челка до глаз. Глаза синие. Ноги, бедра, грудь— все высшего класса.

— Да! — горячо вмешался Иванов. — Именно такая! Я ещеспросил, сколько ей лет, она сказала: двадцать пять.

— Завянь, гнида, — бросил чеченец брезгливо, — тебя неспрашивают.

— Подожди, Аслан, — не унимался Иванов, — она еще сказала,что живет в «Солнечном береге», с подругой.

— В «Солнечном береге»? — Глаза Ахмеджанова тусклосверкнули. — Может, она тебе еще и номер назвала?

— Нет, — сокрушенно покачал головой Иванов, — не назвала.