Кроссворд для негодяев - Максим Шахов

Логинов бросился в обход машины и увидел то, о чем уже догадался. В четырех метрах за «семеркой» лежала на асфальте «лимонка». Только взрываться она не собиралась – Матросов не выдернул из нее чеку.

Усилием воли Логинову все же удалось взять себя в руки. Он не стал стрелять вслед удаляющейся «Ниве». На таком расстоянии это бессмысленно, а патронов было мало.

Метнувшись к дверце «семерки», Виктор вытащил из кучи осколков на полу сотовый телефон и, убедившись, что аппарат не пострадал, начал набирать номер управления. И тут вдруг со двора на Варшавскую вылетел «Опель».

Виктор, прикрыв глаза от света фар рукой с телефоном, с пистолетом в другой руке бросился наперерез джипу и вдруг услышал голос Беляева:

– Все в порядке?

– Какое там, к дьяволу, в порядке?! – проорал Виктор, прыгая на заднее сиденье «Опеля». – Гони вон за той «Нивой», отец!

Машина рванулась вперед. Беляев, проводив взглядом искореженные «семерки», присвистнул:

– Ни фига себе! Вы что тут, шрапнелью друг в друга пуляли?

– Нет. «Лимонками», – вздохнул Виктор. – Вы как тут оказались?

– Ждали тебя и слушали милицейскую волну. Как только передали сообщение о перестрелке, сразу рванули сюда. Ты не ранен?

– Что?

– Ты не ранен?

– А-а, нет, – прикладывая руку к правому уху, поморщился Виктор. – Твои где?

– Сейчас должны показаться, – сказал Беляев, глянув в зеркало заднего вида.

– Пусть оставят двух человек у ларька и двигают за нами. К машинам никого не подпускать.

Беляев кивнул и быстро связался с «Фордом», уже показавшимся вдали на Варшавской. Может, для нужд фермерского хозяйства «Нива» была и хороша, но тягаться с «Опелем» ей было явно не по лошадиным силам. Меньше чем за минуту Михеич догнал ее, и теперь эти две машины разделяло каких-то сто метров.

– Стрелять? – спросил Беляев.

– Подожди, – удержал его Виктор, вглядываясь сквозь слезящееся лобовое стекло. – Он нам нужен живым. – В это время впереди блеснули фиолетовые вспышки мигалок. – Отец! Включи светомузыку! Леня, передай ментам, пусть не суются! Просто перекроют дорогу, и все!

Беляев потянулся к микрофону, и тут «Нива» неожиданно притормозила и, резко завернув вправо, покатила по переулку к видневшемуся в конце него высокому забору.

«Опель» последовал за «Нивой», сократив дистанцию до шестидесяти метров, и тут Беляев увидел, что переулок тупиковый.

– Куда это он? – удивленно спросил полковник.

– К духовному училищу, однако, – быстро сказал Михеич.

– Что? – переспросил Виктор. – К училищу? Стреляй, Леня!

Беляев высунулся в окно и с трех раз попал в шину «Нивы». Ее швырнуло в сторону, но Матросову удалось справиться с управлением. Зато «Нива» потеряла скорость, и расстояние между машинами сокращалось с каждой секундой. Беляев продолжал стрелять и расстрелял все оставшиеся патроны. Однако, прежде чем они ее догнали, «Нива» с разгона врезалась в металлические ворота училища.

Цепь, на которую они были заперты, не выдержала и лопнула. Створки с лязгом разлетелись в стороны, и «Нива» как-то боком проскочила внутрь. И тут обрушилась арка ворот с массивным православным крестом и черепичной крышей.

– Тормози!!! – в один голос заорали Логинов и Беляев.

Несшийся на бешеной скорости «Опель» осел на передок, завизжал покрышками и заскользил по мокрому асфальту.

Когда машина наконец остановилась, раздался страшный грохот. Грохотало совсем рядом, но – впереди: «Опель» остановился в каком-то метре от обрушившихся ворот. Тормоза у немцев были что надо.

– Вперед! – крикнул Логинов Беляеву, выскакивая из машины.

Испытывая страшную боль в ягодице, он добежал до проема ворот, припал к кирпичному столбу с покосившейся створкой и заглянул во двор. Справа, метрах в четырех, виднелась «Нива». Ее занесло, и боком она врезалась в дерево.

Матросова в машине не было. Рядом в кустах раздавался треск. Виктор подался вперед и вдруг увидел перебегавшего дорожку человека. На какое-то мгновение он попал в полосу света от фонаря, и Виктор узнал Матросова. Логинов выстрелил вдогонку, целясь в ноги, услышал сзади голос.

– Где он? Где? – кричал из «Опеля» замешкавшийся с обоймой Беляев.

– Пробирается ко входу! – не оборачиваясь, бросил Логинов и еще раз выстрелил на звук сломанной ветки. – Попробуй обойти вокруг, а я тут с ним повоюю!

Беляев легко перепрыгнул через завал и тенью метнулся в обход здания училища. Насколько рассмотрел Логинов, это был бывший детский сад, перестроенный и отремонтированный.

Сцепив зубы, Виктор перемахнул через остатки арки и рванулся вслед за Матросовым к освещенному фонарем входу. В какой-то момент мокрые кусты у крыльца шевельнулись, и Виктор упал на асфальт, дважды выстрелив в ту сторону.

Беглый милиционер тоже сделал три выстрела, и пули, просвистев над головой Виктора, срезали ветки. Нестерпимо болела левая нога; перекатившись в сторону, Логинов замер. В окнах училища зажегся свет, и сквозь шорох дождя послышался детский плач и крики.

И вдруг что-то стукнуло возле двери. Виктор приподнялся, на секунду замер и вдруг бросился к стене училища.

Взрыв прогремел, когда в отчаянном броске он все же достиг стены. От осколков Виктора спасла железобетонная стойка, поддерживавшая с боков козырек. Подняв голову, Логинов увидел метнувшегося с другой стороны на крыльцо Матросова.

Виктор бросился к входу, запрыгнул на крыльцо. На месте двери зиял проем с неровными краями, а за ним сплошная пелена пыли. Откуда-то справа доносились крики, и Виктор без раздумий кинулся туда.

Логинов пересек небольшой вестибюль, промчался по коридорчику с масляными панелями и церковным орнаментом и остановился у лестницы. У перил с окровавленной головой лежала еще не старая женщина во всем темном. Очевидно, Матросов ударил ее рукояткой.

Детские крики и плач неслись со всех сторон. Голоса взрослых – только сверху. Виктор, прихрамывая, с трудом одолел два пролета. На ступеньках он заметил следы крови. Судя по их характеру, Матросов был ранен в ногу. Выбравшись на верх выкрашенной масляной краской лестницы, Виктор направился туда, откуда доносились плач и голоса и куда вела редкая цепочка пятен крови.

В нескольких метрах по коридору, за распахнутой дверью, виднелось большое помещение, заставленное кроватями. Перепуганные насмерть девчушки десяти-пятнадцати лет в длинных рубашках сбились в углу комнаты, а перед ними, расставив руки, стоял пятидесятилетний священник.

Он был в рясе и даже с крестом, но без головного убора и босиком.

– Одумайся, сын мой! – низким голосом говорил священник. – Ты ворвался в дом господа нашего, Христа, и поднял руку на чад его! Ступай с миром, иначе господь тебе этого не простит!