Огонь в итальянском сердце - Лаура Тонян

Но сейчас сил молчать больше нет, поэтому я перебиваю его, показывая себя с определенно не самой лучшей стороны — сдавив его плечо маленькой ладонью, практически заставляю Марка посмотреть мне в глаза.

— Прекрати нести этот вздор!

Благо, машина остановилась на светофоре. Сцепив крепко зубы, Ферраро сосредоточил все свое внимание на мне. Он источает чудовищную озлобленность, переводя взгляд с моего на лица на руку, которую я так и не убрала. Показалось даже, что Маркус стал еще выше. Я ощутила себя маленькой, совершенно беззащитной девочкой, но мне так не хотелось проигрывать сейчас. Так не хотелось отступать. Если мы и разойдемся этой ночью, я хочу, самое меньшее, ничьи.

— Во-первых, — начинаю, несмотря на явную недоброжелательность Маркуса, — я была дурой, потому что не сбежала из твоего дома, когда ты выдвинул свои эгоцентричные условия. Надо было удирать в ту же минуту. Во-вторых, — и хоть он намеревается меня перебить, я лишь повышаю тон, чем вгоняю его в некий эмоциональный ступор, — ты сказал, что сам решишь, когда нам с тобой придет конец, но нас нет!

Тяжело дыша, все-таки опускаю ладонь вниз. За этим движением внимательно следит молчаливый, в некоторой степени ошарашенный Марк Φерраро.

— Что тебя так удивило? Я не хочу иметь ничего общего с человеком, который сконцентрирован только на своем удобстве. Ведь комфортно встречаться с глупой девчонкой, которая прибежит по первому зову, правда? И как же неприятно, когда тебе отказывают, да? Для чего я нужна тебе? И нужна ли вообще? — изогнув бровь, смотрю на него ожидающе.

Хорошо, что Маркус даже представить не может, что творится в моей душе. Я едва ли не плачу. Сродни фантастике то, что мне удается сдержать слезы и не зарыдать при нем. Самое пугающее во всем происходящем — то, что это ещё долго не канет в лету. Я буду думать о нем, буду проматывать в голове наши встречи, его слова, свои слова. Первые чувства, первые вспышки влюбленности и реального гнева — это не забывается никогда. Боль притупится, но память не подведет.

— Я уже говорил, что Бланш всего лишь мой друг, — содрогаясь в приступе ярости, он стискивает пальцы в кулаки. — Неужели тебе это еще не ясно?

— Нет, ничего такого ты мне не говорил! — от его вранья я начинаю злиться сильнее, сдерживать в себе дикую исступленность становится все сложней. — Зато мне достались билеты в первом ряду, чтобы лицезреть, как она обнимает тебя и целует, а ты ей это позволяешь!

— По-дружески!

Я разражаюсь истерическим смехом, что, вероятно, сбивает его с мыслей. Развернувшись лицом к лобовому стеклу, откидываю голову назад, продолжая звеняще хохотать. Маркус вновь разгоняется по залитому дождем асфальту. Он держит руль обеими руками, периодически на меня поглядывая:

— Прекрати! — приказывает он, но от этого принимаюсь смеяться громче, выглядя при этом, пожалуй, обезумевшей. — Прекрати. Я сказал, хватит!

Никак не могу успокоиться, скрывая отчаяние и печаль за сумасшедшей реакцией. Это на меня не похоже, и все же так однозначно легче справляться с сокрушенностью, терзающей разум днем и ночью — из часа в час, из минуты в минуту.

За ливневой стеной виднеется грандиозный Колизей. Свернув в сторону гигантского исторического сооружения, Маркус заезжает во дворы. Из-за непогоды сегодняшним вечером на улицах маловероятно встретить кого-нибудь. Во дворике одного из старых римских районов также никого не наблюдается. Φерраро тормозит аспидный Ferrari около многоквартирного дома, крылечная лестница которого порядком разрушена.

Мотор по-прежнему работает, когда я выдаю, не пряча в голосе вызова:

— По-дружески, значит? — за этим следует язвительный смешок. — Хорошо. Тогда Алистер будет рад прижать меня к себе… как друга?

Я ожидала, что Марк будет зверствовать, но не думала, что ввиду брошенной мною реплики у него сорвет крышу. Оперативно отстегнув сначала свой ремень безопасности, а потом и мой, он хватает меня за грудки вельветового пиджака и притягивает к себе так близко, что пульс подскакивает.

— Что ты сказала? — сбивчивый, возбужденный шепот, провоцирует мысленную атрофию.

Все, что было важно до настоящего мгновения, больше никакого значения не имеет. Вот как на меня влияет Ферраро,и я презираю себя за слабость, которую проявляю перед ним. Хочется мне того или нет, но данный факт не может быть опровергнут.

Он сжимает ткань в руках только сильнее, я кладу ладони поверх его ладоней в смутной надежде, что смогу ему противостоять. Но мы с ним оба знаем, что это неправда.

— Что ты сказала? — повторяет Маркус с искусственным спокойствием.

В самом же деле я чувствую его лихорадочное дыхание с нотками легкой терпкости на своих губах. Почему-то именно сейчас в голову приходит мысль, что в машине пахнет точно так же — мятными леденцами.

— Я сказала, что могу делать тo, что захочу, — мой голос не уступает ему в умиротворенности.

Шах и мат.

— Как и ты, — дополняю, наблюдая за реакцией сумасбродного парня.

Сколько раз при мне он порол горячку? Я уже сбилась со счета. Εго полные губы скривила обманчиво-бархатистая улыбка. Разумеется, Маркусу не удастся слукавить. Не в этот раз.

Воздух в салоне и без того наэлектризован, но Ферраро усугубляет положение, когда перелезает через бокс между двумя передними и единственными сиденьями. Я не успела ни пискнуть, ни вскрикнуть, как Марк вдруг оказался сверху.

Нет. Нет! Что он делает?

Я напоминаю себе, что вряд ли в такой сильный дождь кто-то вознамерится устроить себе прогулку. Возможно, какой-нибудь человек вернется с работы в это время, но едва ли он будет заглядывать в тонированные окна Ferrari. Выйдя из своей машины, он поспешит к подъезду, чтобы укрыться скорее от ливня и порывов ветра.

Упираюсь руками в грудь Маркуса. Мне кажется поначалу, что я настроена слишком решительно, чтобы он сумел разогнуть локти и прижать меня своим телом. Но он смог. Стоило мне закричать, Ферраро закрыл мне ладонью рот.

Глаза в глаза.

Маньяк!

Держа руку там же, он несколько отстраняется — только для того, чтобы коснуться пальцем стереосистемы, встроенной в приборную панель. Включается радио, и, хотя глубокая ночь постепенно завладевает Римом, голос у ведущего крайне бодр. Впрочем, слушать его долго не приходится — он объявляет песню «Something Real» музыканта Black Atlass,и она сразу начинает играть. Трек звучит раскатисто, а дождевой шум теряется в оглушительных вступительных аккордах.

«Детка, не люби меня, я просто все испорчу,

Со мной очень тяжело, лучше отпусти.

Я могу быть для тебя слишком опасным…»

Переведя на меня пылающий взгляд, Маркус наслаждается потрясением, которое вызвал, и приваливается вновь. Его тяжелое тело прочно прижимает мою спину к высокой спинке автомобильного кресла. Медленно убрав ладонь ото рта, он, возведя мои руки вверх, пальцами намертво обхватывает запястья.