Роковая любовь - Кэндис Кэмп

Она спокойно стояла перед ним. На ее лице не было ни страха, ни стыда, но не было и любви.

— Как ты смогла? — прошипел он, уставившись на нее. — Как ты смогла забрать моего сына и уйти из моего дома?

— На это были причины, — начала наступать на него Энэлайз.

Но Марк грубо перебил ее.

— Чертова неверная шкура! Красивая сучка, я верил тебе!

Энэлайз в изумлении уставилась на него. Ее молчание еще больше выводило его из себя.

— Боже! — закричал Марк. — Ты даже не пытаешься это отрицать! Что же ты за женщина?! В твоих жилах течет ледяная кровь!

Энэлайз, разозлившись, ответила:

— Ты посмел обвинить меня в холодности?! Ты, кто…

— Да, я посмел и обвиняю тебя во многом другом. О, Боже! Энэлайз! Неужели ты не могла найти нескольких минут, чтобы облегчить немного мои страдания. Неужели ты не могла, по крайней мере, написать пару строк и сообщить мне о рождении сына?!

Теперь у Энэлайз поплыло все в голове. Она была, как в кошмарном сне — Марк обвинял ее в том, что она не писала ему. Это было уму непостижимо! Энэлайз чуть было горько не рассмеялась.

Марк принял ее молчание, как признание вины, и это задело его за живое.

— Зачем ты это сделала? — кричал Марк. — Почему ты говорила, что любишь меня! Я бы на тебе женился и без этих заверений в любви. По крайней мере, мне сейчас было бы не так больно.

— О чем ты говоришь? — в свою очередь закричала Энэлайз. — Я любила тебя.

— Не лги мне, Энэлайз, — произнес он презрительно. — Я не доверчивый немец, запомни! Ты даже не сможешь убедить меня, что это по любви ты залезла в постель к Курту Миллеру.

— Что? Да, как ты смеешь? Это же сумасшедствие! Я никогда…

— Не лги мне больше! — прогремел он, и от его голоса в боковой комнате проснулся маленький Джонни и начал плакать.

Марк повернулся туда, откуда доносился плач, а затем — к Энэлайз, желая как бы снять с себя ответственность за то, что это он разбудил ребенка и продолжил спокойным голосом:

— Я не буду мужем-рогоносцем!

Энэлайз была сбита с толку. Он высказал все так, будто она во всем виновата, будто она и только она не писала писем, будто она не была верна ему. Слезы брызнули у нее из глаз — что за безумную игру он вел?

— Я не буду говорить с тобой, пока ты так себя ведешь, — сказала, расстроившись, Энэлайз. — Ты груб и безумен. И до тех пор, пока ты не успокоишься, пока не будешь говорить, как нормальный человек, я отказываюсь обсуждать с тобою какие бы то ни было вопросы.

— Да, ты можешь прекрасно играть, дорогая жена! — сказал саркастически Марк. — Теперь ты меня не надуришь! До последней минуты я надеялся, что все это неправда. Но теперь я убедился. Ты даже не пытаешься оправдаться.

— Черт побери! — взорвалась Энэлайз и набросилась на него. Она говорила ему, что это он покинул ее, что его семья выжила ее из дома, что она была невиновна ни в чем. Энэлайз так волновалась, что ее тирада звучала непоследовательно и сбивчиво.

Вдруг Марк грубо схватил Энэлайз, прижал к себе и поцеловал. Пальцы его рук вонзились ей в плечи, своими губами он впился в ее губы, и безжалостно повалил ее на пол. Энэлайз испугалась и начала сопротивляться. Марк прижал крепко ее своими ногами и грубо разорвал платье и нижнюю юбку. Она извивалась под ним, пытаясь освободиться, но он придавил ее своим телом и насильно раздвинул ноги. Они боролись молча, но он был сильнее и, торжествуя, завладел ее плотью. Закончив, он вдруг почувствовал себя настолько опустошенным, как будто наслаждения не было.

Энэлайз яростно смотрела на него. Марк, весь дрожа, встал на ноги. Ему хотелось упасть на пол и расплакаться как ребенку.

Его гнев растворился в мести насилия. Единственными чувствами, которые остались, были отчаяние и безнадежность.

Побелевшими губами он произнес:

— Я немедленно возвращаюсь в Вирджинию. Мой долг — содержать вас и я буду это делать. Но я никогда не хочу больше ни видеть тебя, ни слышать о тебе. — И вышел за дверь, которую на этот раз он очень тихо закрыл за собой.

Энэлайз посмотрела ему вслед и, дав волю слезам, разрыдалась.

С улицы раздавались крики возбужденной толпы.

— Война закончена! Война закончена!

Эти крики становились все слышнее, подхваченные сотрудниками универсального магазина, и вскоре дошли до последнего этажа, где располагалось его правление.

Энэлайз, которая нахмурившись, сидела над новыми эскизами оформления витрин, недовольно посмотрела в сторону двери, где в соседней комнате располагалась бухгалтерия. Она встала и, быстро подойдя к двери бухгалтедии, открыла ее.

В комнате все возбужденно говорили, смеялись, а некоторые даже пританцовывали. Энэлайз и раньше приходилось приструнивать молодых людей, работавших там, но такого беспорядка еще не наблюдала. Она сердито спросила:

— Что здесь происходит?

— Миссис Шэффер, — закричали юноши. — Все кончено! Ли[31]окружен. Мы победили!

Энэлайз удивленно посмотрела на них. Они ведь знали, что она родилась и выросла на Юге и должны понимать, что вряд ли она разделяет их радость по поводу поражения Конфедерации.

Давно, еще в оккупированном Новом Орлеане, Энэлайз поняла, что война неизбежно будет проиграна, но, когда этот факт свершился, у нее на глаза навернулись слезы!

— Хорошо, — сказала она, — может быть, теперь все, наконец-то, встанет на свои места! — и, быстро повернувшись, ушла к себе в кабинет.

Нет, так раскисать перед ними больше нельзя. Она плотно прикрыла дверь, прислонилась к ней спиной, закрыла глаза и стала вспоминать.

Боже мой, сколько прошло времени с того рокового, праздничного вечера в Новом Орлеане! Какой горький путь ожидал ее и как, пройдя через все испытания, она изменилась! Ее любовь к Марку, вспыхнувшая тогда с первого взгляда, обернулась не восторгом, а горьким разочарованием и унижением.

Затем, когда казалось, что их любовь вот-вот окончательно погибнет, объяснив и отбросив в сторону то, что им мешало, они достигли ее блаженных вершин. Но, как только Марк ушел на фронт, что-то с ним произошло, и он оставил ее и сына.

Подумать только — ее сыну, сыну Марка, — уже исполнилось два года! Но она радуется ему и воспитывает его одна. Она отвергнута своими родными и своим родным Югом, но она остается чужой всем и здесь, в Нью-Йорке. Правда, она работает и преуспевает в работе, но как она одинока!

Стоя с закрытыми глазами, она вспоминала свой дом и ощущала тепло весеннего воздуха и пряный запах жимолости, который из сада проникал через открытое жалюзи в ее кабинет, в ту первую ночь с Марком.