ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

7 мая Гувер послал доклад в Белый дом, сообщая о том, что правительство Советского Союза использует Коммунистическую партию США в целях создания в стране шпионской сети.

ФБР впервые увидело в реальности связь между советской разведкой и американскими коммунистами. Это было то, чего всегда боялся Гувер, и даже хуже. Советские разведчики нацелились украсть секрет такой важности, что Гувер сам почти ничего о нем не знал — еще не знал. Несколько недель спустя Гувера впервые проинформировали о проекте «Манхэттен» — тайной программе США по созданию атомной бомбы. Затем он узнал о предпринятых усилиях армии США, чтобы прочесть зашифрованные сообщения советских шпионов и дипломатов в Москву.

Могут уйти годы на разработку секретной операции — изобретение нового оружия, создание или уничтожение шпионской сети, расшифровку кода. Теперь Гувер начал два расследования, на которые у ФБР уйдут десять лет. Одно из них называлось CINRAD — сокращение от «проникновение коммунистов в лабораторию радиационных исследований»; другое — COMRAP — «аппарат Ком интерна». Оба они имели своей целью захват советских шпионских сетей в США. Начав работу в мае 1943 года, около пятидесяти агентов ФБР в Нью-Йорке и еще пятьдесят в Вашингтоне попытались выйти на след и перехватить разговоры советских шпионов, которые выдавали себя за дипломатов и правительственных торговых агентов в Амторге — советской торговой миссии. Вскоре Гувер разослал 125 агентов по всей стране от Нью-Йорка до Чикаго и Сан-Франциско с целью найти советских шпионов, работавших под глубоким прикрытием, без защиты дипломатического иммунитета. Эта охота внутри страны будет продолжаться гораздо дольше, чем война за рубежом.

«Как дети, заблудившиеся в лесу»

Агенты ФБР, противостоявшие советским шпионам во время Второй мировой войны, были «как дети, заблудившиеся в лесу»[174], как сказал офицеру советской разведки, проводившему его опрос в Вашингтоне после выполнения задания, представитель Госдепартамента Лоуренс Дуган, который сам был коммунистическим агентом. ФБР знало очень мало о работе разведывательных служб Москвы. Его сотрудники вошли в контакт с Гайком Овакимяном — резидентом советской разведки в Нью-Йорке, не понимая, кто он такой. Они слушали советского шпиона Вальтера Кривицкого — советского шпиона-перебежчика, не понимая, что он говорит.

ФБР не было ни некомпетентным, ни незаинтересованным. Оно не знало того, чего не знало. Разведка — это война, оружие в которой — знания и дальновидность. Информация — самая мощная сила. Если у вас есть шпион во вражеском лагере, вы можете выиграть сражение. Если вы знаете, что на уме у вашего врага, вы можете выиграть войну.

У ФБР не было надежных источников в советском лагере, и правительство Соединенных Штатов не горело желанием воевать с Советами. Сталин убивал больше нацистов, чем Рузвельт и Черчилль, вместе взятые. Но если американцев, которые сотрудничали с советской разведкой, можно было поймать на шпионаже, Гувер мог использовать список людей, подлежавших задержанию и содержанию под стражей, чтобы тайно арестовать их и без суда засадить в тюрьму на военной базе, пока длится война.

Потом министр юстиции Биддл узнал об этом списке.

Утонченный и аристократичный Биддл считал себя кем-то вроде эксперта во всем, что касалось Дж. Эдгара Гувера. Он изучал этого человека с самого начала тех четырех лет, которые они проработали бок о бок. Он видел «человеческую сторону личности Эдгара Гувера, которую ему не всегда приписывают…»[175].

«Характер Гувера интересовал меня, — написал он много лет спустя. — Я стремился завоевать его доверие, и вскоре, когда мы обедали вместе с ним в комнате, примыкающей к моему кабинету, он стал отвечать мне взаимностью, делясь со мной необыкновенно широкими познаниями сокровенных подробностей того, что мои коллеги по Кабинету делали и говорили, их симпатий и антипатий, слабостей и связей… Признаюсь, что в определенных пределах мне понравилось слушать это».

В определенных пределах Биддл восхищался тем, как Гувер использовал свою власть в ФБР. Министр юстиции подписал свою долю ордеров на прослушивание телефонных разговоров и встретил угрозы военного времени, исходившие от врагов Америки, со всеми законами, имевшимися в его распоряжении. Но в течение всей жизни его беспокоили секретные операции ФБР — «этой огромной машины расследования с ее 10 миллионами личных досье» и «явными возможностями злоупотребления доверием, которое она завоевала».

Биддл не хотел повторения облав на «красных» 1920 года. Он приказал ФБР работать с новым подразделением министерства юстиции, которое он создал, отделом специальной военной политики. Комиссия из гражданских лиц следила в военное время за арестами враждебных иностранцев — только иностранцев, не американских граждан. На протяжении всей войны Биддл держал эту работу под контролем закона.

За 19 месяцев, прошедших со времени нападения на Пёрл-Харбор, ФБР арестовало 16 062 иностранца, подозреваемых в проведении подрывной работы. Но около двух третей этих людей (приблизительно 10 тысяч человек) были отпущены на свободу после того, как комиссия из гражданских лиц сочла, что они не представляют опасности для Соединенных Штатов. Как это было при жизни более молодого поколения, ФБР «заметало» тысячи невинных людей. Постоянные отказы в возбуждении дела в отношении таких арестантов заставили министра юстиции копнуть поглубже и заинтересоваться тщательностью составления разведывательных досье в ФБР.

6 июля 1943 года Биддл обнаружил, что Гувер ведет список американцев, которых считает заслуживающими военного интернирования. Он был ошеломлен. Никакой закон не разрешал Гуверу вести «список граждан, подлежащих задержанию и содержанию под стражей»[176], как сказал министр юстиции директору ФБР. Он считал, что секретные досье сами по себе представляют опасность для Соединенных Штатов.

Работа ФБР состояла в том, чтобы «вести расследование деятельности людей, которые, возможно, нарушили закон, — написал министр юстиции в своем приказе, запрещающем эту программу. — В этой работе ему не может помогать классификация людей по степени опасности…».

«Сейчас мне ясно, что эта система классификации в своей основе ненадежна, — написал Биддл Гуверу. — Улики, использовавшиеся с целью составления этих классификаций, были недостаточными; критерии, применявшиеся к этим уликам с целью составления этих классификаций, имели недостатки; и, наконец, знание того, что можно оценить степень опасности человека абстрактно и без привязки ко времени, обстановке и другим соответствующим обстоятельствам, ненужно, неразумно и опасно».