Удар из прошлого - Андрей Троицкий

– Что мы тут делаем? – спрашивал Боков. – Тимонин потерялся в лесу, а не на дороге. А мы ездим, не поймешь где…

Девяткин крутил баранку и молчал. Не хотелось последние силы растрачивать на слова. Боков спустя несколько минут задавал все те же старые вопросы.

– Ты сам знаешь, что мы тут делаем, – наконец, ответил Девяткин. – Потому что ты умный и взрослый мальчик. Почти взрослый.

– Я не мальчик. У меня жена должна родить.

– А у меня курица должна снести, – рассмеялся Девяткин. – Что из этого?

Они проехали по границе Московской и Тверской областей. Зарулили в Ярославскую область и снова вернулись в Тверскую. Оттуда повернули на Москву. Во второй половине Девяткин увидел над лесом высокий черный столб дыма. Это не был серый лесной дым. Полыхала резина, нефтепродукты, что-то очень вонючее.

– Мы его не там ищем, – пропел Боков.

– Тимонин мог поблуждать по лесу и выйти на дорогу. Мы не знаем, в каком месте он появится, поэтому мы двигаемся, а не стоим на месте. Кстати, я за свою работу не получаю денег. А ты на окладе у Тимонина. Сколько, интересно, он тебе платит?

– Не буду говорить, – покачал головой Боков. – А то вы очень расстроитесь.

– Что, Тимонин так мало тебе платит?

– Наоборот, много, – самодовольно усмехнулся Боков.

Девяткин остановил машину возле придорожной закусочной-стекляшки. Они вышли из машины, устроили за столиком у окна и принялись за еду. По дороге в сторону Калязина промчались две машины «скорой помощи». В обратную сторону с сиренами покатили пожарные грузовики. Столб черного дыма над лесом сделался прозрачнее, ниже. Видимо, огонь потихоньку гасили. Водитель дальнобойщик, подсевший к их столику, показал пальцем на лес.

– Там вертолет лесной пожарной охраны упал, – сказал водитель. – Люди погибли. Экипаж и пассажиры. Раненые есть.

– Надо же, – покачал головой Девяткин и обратился к Бокову. – Может, съездим? Посмотрим, что и как?

Боков прожевал макароны и покачал головой:

– Нечего нам там делать. Тимонин пешком шел, а не на вертолете летел.

– Ладно, будем возвращаться, – согласился Девяткин.

За день долгих бесплодных поисков он так устал, будто поднял целину или вырыл траншею длиной с экватор. Он запил поздний обед безвкусным компотом из сухофруктов, поднял глаза на дорогу. Шелестя шинами, пронеслась ещё одна «скорая помощь».

Девяткин, разумеется, не знал, что в этой машине с красной полосой на кузове мимо него только что промчался сам Тимонин.

Над люберецкой свалкой светило нестерпимо яркое солнце, в синем небе нарезали бесконечные круги стаи чаек и ворон. Все вроде хорошо, если забыть о зловонии и лютой жаре. Казакевич вышел из машины и терпеливо ждал Валиева, борясь с тошнотой и смоля сигарету за сигаретой.

Когда бригадир, опоздавший на добрых двадцать минут, наконец, приехал, выбрался с переднего пассажирского сидения «Нивы» с затемненными стеклами, Казакевич внутренне содрогнулся.

Бригадир облачился в стильный бежевый костюм, модные туфли с золотыми пряжками на высоком скошенном каблуке, нацепил на нос солнцезащитные очки. Но, несмотря на дорогой прикид, выглядел он ужасно, просто пугающе. При ближайшем рассмотрении на лице Валиева можно было рассмотреть ссадины и кровоподтеки, плохо скрытые слоем бежевой пудры. Прямоугольные темные очки оказались слишком маленькими, чтобы спрятать фиолетовый фингал под глазом.

– Я тут, тебя ожидая, уже загорел, как на юге, – постарался улыбнуться Казакевич. – В Сочи ехать не надо.

– Извините, в пробку попал.

Валиев попытался улыбнуться в ответ, но вместо улыбки лицо исказила судорожная ни на что не похожая гримаса. А, вот в чем дело. Нижняя губа была глубоко рассечена точно посередине, Валиев не мог раздвинуть губы в улыбке. Казакевич подал бригадиру руку и чуть не отдернул её. Валиев протянул ладонь, замотанную бинтами в темных пятнах засохшей крови. Большого пальца на правой руке как не бывало. Казакевичу пришлось изобразить нечто вроде рукопожатия, аккуратно прикоснуться к раненой руке.

Валиев взял Казакевича под локоть, отвел подальше от машин, к самому оврагу. Понизив голос почти до шепота, пересказал все свои приключения. Валиев рассказал чистую правду, вырезав лишь эпизод с убийством двух милиционеров. Решил, что грязные детали операции заказчику знать совершенно необязательно. Валиев не вплетал в ткань повествования ярких эпизодов, не старался выставить себя героем, изъяснялся просто и лаконично. Сейчас он был слишком зол, чтобы хвастаться.

Казакевич прерывал рассказ вопросами, уточнял детали происшествия. Снова переспрашивал, возвращаясь к уже сказанному. Тем не менее, обстоятельные ответы бригадира, уточнения не внесли ясности в общую сумбурную картину. Выходило, что, едва азербайджанцы переступили порог деревенской избы, на них набросились хозяин дома дядя Коля и ещё пара дюжих мужиков.

Противников перебили, Валиев потерял в схватке двух боевиков, лишился пальца. А Тимонин, воспользовавшись неразберихой, ушел через окно. А затем скрылся в горящем лесу, где найти его раненому Валиеву не было никакой возможности. Валиеву сжег дом, пешком добрался до автомобильной трассы, а дальше попутками до Москвы.

Бригадир явно темнил, но ведь его слова не проверишь.

– Выходит, это была засада? – переспросил Казакевич.

– Я не знаю, как это называется. Засада или как-то по-другому. Но только мы переступили порог, нас натурально стали рубить топорами. Как поленья, как бревна. Знаю, вы скажете, что я плохой профессионал.

– Я ещё ничего не сказал.

– Значит, так подумали. Возможно, так оно и есть. Даже спорить не стану. Теперь, когда вы знаете, как я обосрался… Ну, короче, ваше право разорвать контракт. Нанять других людей. На вашем месте я бы так и сделал.

Казакевич неопределенно хмыкнул. Сам для себя этот вопрос он ещё окончательно не решил. Безусловно, Валиев облажался. И оправданий ему нет. Значит, контракт надо разрывать хотя бы по одной этой причине. Кроме того, бригадир получил увечье. Увечный исполнитель – плохой исполнитель.

– Но скажу вам такую вещь, – продолжил Валиев. – Этого Тимонина я кончу по контракту или просто так, за бесплатно. И ваши деньги сэкономлю. Так или иначе, но я его достану. Его смерть не будет легкой. Я выпотрошу Тимонина ещё живого. И спущу в сортир или в выгребную яму его поганые внутренности. Его вонючий ливер. А он все это увидит перед тем, как сдохнет.

Казакевич усмехнулся и протестующе взмахнул руками.

– Не горячитесь. За ливер Тимонина отдельной платы все равно не будет.

Валиев не заметил полуостроты. Он ещё не остыл после недавней схватки. События вчерашнего дня стояли перед глазами, они жили, они ещё не стали воспоминанием. Валиев выставил вперед перевязанную руку.