Сердце в огне - Марина Безрукова

Кинулся за торосы, увидел, что Анна стоит у проруби. Спокойно так стоит и смотрит в воду. И лицо у нее такое было… Каменное лицо…

На похороны мы ее не взяли. А когда вернулись, увидели, что все фотографии Павлика, все до единой, она ножницами изрезала и разорвала. Уцелела одна чудом. Мы перестали о Павлике говорить. Не могла я при ней… И где похоронен он, ей тоже не говорили. Пока сама не узнала и могилу не разгромила. Но это позже было, а вот года через два после его смерти, Анна призналась, будто видит какую-то черноволосую женщину, когда моется. Она, и правда, после смерти брата, стала бояться воды. Очень боялась, а я цеплялась за этот ее страх, как за спасательный круг. Всё думала: раз боится воды, значит, тоже испугалась, когда Павлик в прорубь упал. Значит… не она это…

Я спрашивала ее… много раз спрашивала, а она всё, как заведенная: он сам, поскользнулся и упал. Саша ей не верил. Отстранился, замечать перестал, как будто нет ее в доме. Произнес лишь одну фразу: я видел ее лицо.

Маргарита затихла. Женя тоже молчала. Через минуту голос задребезжал снова.

— И вот теперь она принесла зло в твою семью. И я снова оказалась бессильна. Анна разрушает всё, к чему прикасается. Поэтому, Женя, я прошу… позволь мне помочь тебе. У меня есть для этого возможности. Я делаю это не для тебя. Мы все эгоистичны. Я делаю это, прежде всего, для себя. Чтобы хоть немного успокоить свое сердце. Мне еще перед ним, — Маргарита Сергеевна подняла глаза к потолку, — отвечать…

— За что? — вдруг спросила Женя.

— За дочь. За свою жестокую дочь. У которой нет души.

Тихо загудел холодильник, и одновременно, набирая нужную температуру, щелкнул термопот.

— Женя… пожалуйста, подумай… Я не знаю, что ты решишь насчет Глеба, хотя нет, вру, знаю… потому что немного знаю тебя… Но тебе понадобятся деньги. Позволь мне помочь. Будь милосердна и позволь мне облегчить душу… хотя бы так. И я надеюсь, что ты не посчитаешь это откупом… Так ты поможешь мне… — умоляюще прошептала Маргарита.

Ветер выбрался за пределы города, долетел до кладбища. Покружил между памятниками и плитами, будто играл с кем-то в прятки. Никого не нашел и разозлился, завыл от отчаяния, задул еще сильнее, отчего на белеющем в сумраке крыле ангела, завертелся медальон, а потом сорвался и упал вниз.

Глава 29

Женя не спала всю ночь. Мысли кружили стаями, цеплялись одна за другую, как лоскутки сшивались черными нитками тревоги и страха. После разговора с Маргаритой Сергеевной, хотелось помчаться к Глебу. Найти, всё объяснить и спасти. Женя не могла дождаться, когда Маргарита уйдет. Почему эта женщина всё время говорит о ней? Ведь в опасности Глеб…

— Подумай, — еще раз попросила Маргарита, стоя уже в дверях. — Если тебе так проще, рассчитай сумму. Пускай это будет в долг. Постепенно отдашь. Не отказывайся, Женя… Я-то знаю, что эти деньги ты потратишь не на развлечения. Когда-то я спрятала свою боль от всех и попыталась жить обычной жизнью… Не вышло… Не повторяй моей ошибки, Женя, иначе останешься несчастной на всю жизнь…

Маргарита Сергеевна исчезла. Сейчас в прихожей стояла старая женщина с усталыми глазами и опущенными вниз уголками губ. Мать с выпотрошенной наизнанку душой. И сердце Жени дрогнуло.

— Я подумаю… — тихо ответила она.

Маргарита слабо улыбнулась, холодные пальцы сжали напоследок руку. Женя осталась одна.

Под утро, устав от бесконечного клубка мыслей, решила написать Апелле. Пусть ничего не посоветует, но выслушает. Всё не в пустоту улетят ее сомнения и страхи.

— Это хорошая помощь, — пришел ответ. — Нужно принять. Через себя ты поможешь ей. И у тебя появятся новые возможности. Это правильно. Если в твоей жизни возникают люди, которые хотят помочь, значит, так нужно.

— Кому? Мне? Я и сама-то не знаю, что мне нужно…

— Неважно. Тебе. Вселенной. Ты поймешь, что тебе нужно, когда примешь помощь. Не отвергай. Не убегай. Иначе урок повторится снова…

Женя задумалась: почему ее первым порывом было бежать спасать Глеба? Может быть, это и есть тот урок, который ей нужно выучить? Ведь если закрыть глаза и представить свою душу, какая она сейчас, там не будет ничего. Пустота. Огромная дыра, в которую падают и растворяются слезы, обиды и обвинения в несправедливости. Дыра ненасытна и совсем скоро сожрет ее, Женю, полностью. А она продолжает думать, кого бы спасти — Глеба… Маргариту… Надеется заполнить ими пустоту и таким образом вернуть себе счастье. Но спасать нужно себя.

Эта простая в своей разумности мысль Женю оглушила. Надуманные поводы, которые не давали даже представить, что можно принять помощь, вдруг стали смешны и нелепы. Заборы из правил и запретов, которые она выстроила вокруг себя, оказались не монолитными каменными глыбами, оберегающими ее от напастей, а всего лишь частоколом из наспех подобранных палочек и прутьев. Мнимая защита, которая не дает сделать ей ни шага. Не защищает, а ограничивает, создавая иллюзию безопасности.

Зашуршал замок в двери. Женя испуганно оглянулась. В прихожей появился Глеб. Женя чуть не расхохоталась: что за паломничество? Сговорились все, что ли? Она даже вытянула шею: нет ли там за спиной у Глеба его зловещей блондинки?

Прикрыв крышку ноутбука, выпрямилась на диване. Глеб вошел в комнату:

— Привет, — выдохнул он.

— Привет…

Женя внимательно смотрела на мужа, жив-здоров и, кажется, вполне доволен. Она фыркнула себе под нос: еще бежать спасать собиралась. Вот и доказательство, никому ее жертвы не нужны.

— Ты чего приехал? — поинтересовалась она.

Странно, еще вчера она и представить себе не могла этот разговор. Думала, зазвенит от напряжения и рассыплется в порошок, как стекло на сильном морозе. Но вот, Глеб здесь, сидит, сцепив перед собой в замок руки, а ничего страшного не произошло. Ни гнева, ни волнения, ни зашкаливающего пульса… Даже обиды, и то нет. Только любопытство, словно в квартиру невесть откуда вошел жираф. Просунул длинную шею, потоптался тонкими ногами и кое-как устроился у стола.

— Женя, я хочу продать квартиру, — глухо сказал Глеб.

Почему-то она совсем не удивилась:

— Хочешь, так продавай…

Глеб удивленно взглянул на нее. Женя, не моргая, смотрела ему в глаза. Так и хотелось подойти ближе, наклониться к самому лицу, чтобы виднее были шрамы, и промычать утробным голосом: бу-у-у-у! Чтоб шарахнулся от нее в сторону.

— Не прямо сейчас, — заторопился Глеб. — Я подожду, пока ты снимешь что-нибудь… Я оплачу. Не переживай.

— Спасибо, — с сарказмом улыбнулась Женя. — И