Республика Святой Софии - Ольга Кузьмина

Действительно, мировоззрение новгородцев в исследуемый период было в своей основе языческим, но все же вышеприведенная трактовка событий представляется сомнительной. Великий мост разрушался Волховом достаточно часто. При этом новгородцы вовсе не спешили каждый раз вооружаться сторона на сторону. Представляется более вероятным, что в 1335 г. в Новгороде возник какой-то социальный или политический конфликт, приведший к вооруженному противостоянию сторон. И только разрушение моста остановило кровопролитие, поскольку новгородцы расценили это как знамение — как властный приказ Волхова не начинать братоубийства. Летописец умолчал о причинах усобицы, поскольку для него важнее был чудесный аспект произошедшего, из которого он вывел христианскую мораль.

Подобный случай произошел в 1345 г.: «Въста уг ветр с снегом и внесе лед в Волхове, и выдра 7 городень… толко успел посадник переити со всем вецем на Торговую сторону. Тогда отъяша посадничьство от Остафья Дворянинца и даша посадничьство Матфею Валъфромеевичю; божиею благодатью не бысть междю ими лиха»[500]. То есть разрушение моста вновь способствовало мирному разрешению политических противоречий.

В 1336 г. «заложи владыка Василии церковь камену Вход Иерусалима Господа нашего Исуса Христа, где теремец был, месяца июня в 25 на память святыя Февроньи. Того же лета свершиша мост нов чрес Волхово… В то же лето боголюбивыи архиепископ Василии святую Софею тыном новым отыни, а у святей Софеи двери медяны золочены устроил»[501]. Сам заказчик дверей, архиепископ Василий, был изображен на них перед троном Спасителя.

Повышенную заботу владыки об украшении главного храма города можно объяснить не только его религиозными чувствами, но и желанием поднять престиж православной церкви среди новгородцев и самого Новгорода перед другими землями русской митрополии. С этой же целью осенью 1341 г. владыка Василий поставил на своем дворе «терем великыи». Видимо, он считал, что главное административное здание Новгорода и одновременно резиденция владыки должно выделяться среди прочих жилых построек города.

Перепланировка внутреннего пространства детинца, предпринятая архиепископом, на первый взгляд нелогична. Строительство тына внутри только что построенных каменных стен нецелесообразно с оборонительной точки зрения. Исследователи С. В. Трояновский и О. А. Тарабардина объясняют смысл перепланировки следующим образом: «Легко заметить, что на продолжении линии частокола оказываются южная стена Входоиерусалимской церкви… и Пречистенская арка кремля, выходящая на Волховский мост. Намеченная линия ограды в этом контексте выглядит пространственным стержнем, связывающим все строительные акции Василия Калики, предпринятые им в 1336 году. Становится понятным выбор места для размещения каменного храма Входа в Иерусалим. Именно с южной стороны, от линии нового храма и новой ограды Василий Калика украшает Святую Софию золочеными воротами… Южная граница Владычного двора могла впервые возникнуть в подобном виде как раз после строительства новой линии фортификаций, отражая при этом новое внутреннее членение детинца. В таком случае, именно южной границе своих владений владыка и должен был уделить особое внимание, так как с других сторон его резиденция сохранялась в прежних пределах, усиленных каменными стенами и надвратными церквями»[502].

В 1337 г. в Новгороде приключилось «церковное неустроение». По приказу бывшего архимандрита Лаврентия «сташа простая чадь на архимандрита Есифа… и створиша вече, и запроша Есифа в церкви святого Николы; и седоша около церкви нощь и день коромолници, стрегуще его»[503].

Лаврентий, захвативший власть в Юрьевом монастыре, оставался архимандритом около года, а затем скончался. После его смерти на этот пост вернулся Есиф. Неизвестно, как отреагировал архиепископ на явно незаконную («наважением дияволим», по выражению летописца) смену архимандритов. Вспомним, что Лаврентий был одним из соперников Василия во время выборов на владычный престол. Возможно, что силовое смещение Есифа свершилось в отсутствие Василия Калики — в 1337 г. архиепископ ездил в Псков.

Поездку эту владыка совершил «в свой черед», то есть в срок месячного суда, однако «плесковици суда не даша, и владыка поиха от них, прокляв их»[504]. Псковские летописи никак этот конфликт не комментируют, ограничившись упоминанием о приезде владыки. Возможно, отказ псковичей можно связать с отсутствием в городе князя Александра, с которым у архиепископа Василия были хорошие личные отношения.

Любопытно, что в этот год в Новгороде произошло чудо: «Месяц июля в осмыие в полъдни явися знамение в церкви святыя Троица на Рядитине улици, стукну в церкви, и вниде страж видети бывшее, и се икона Святая Богородица держаще бога на руку, стояще над дверми от северныя страны на другом поясе. И тако о полъдне сниде с высоты и ста особе никим же не поддержима, ни стеною, и быша слезы из очию ей. О великое чюдо, како ис суха древа слезам быти! Но се ведомо есть, бог прославляет свою матерь и молитву ея приемлет, град спасает. И в тот час призваша владыку Василия, и сътвориша кивот, и поставиша икону в кивоте, и сътвориша праздник на память святого мученика Прокофия»[505].

К сожалению, невозможно установить хронологическую последовательность этих событий. Возможно, чудо с иконой произошло после смещения архимандрита и способствовало усмирению «крамольников».

В 1338 г. в летописи появилась любопытная запись о деятельности владыки: «Делаша мост нов, что было вышибло, повелением владыкы Василья; сам бо владыка пристал тому, и почал и кончал своими людьми; и много добра створи християном»[506].

Великий мост, согласно «Уставу о мостех», обычно строился и чинился всеми новгородскими сотнями. Интерполяция в тексте устава, перечисляющая среди участвующих в постройке Великого моста даже и географически отдаленные сотни, позволяет говорить о том, что мост объединял вместе всех горожан Великого Новгорода. Совершив строительство моста исключительно на свои средства и своими людьми, владыка Василий заслужил особую благодарность летописца и всех горожан.

Этот поступок архиепископа действительно был исключительным. Василий Калика не просто приказал своей плотницкой бригаде построить мост и выделил на это средства, но сам лично участвовал в строительстве. Даже если участие архиепископа было символическим, этот поступок был настолько нестандартным для новгородских владык, что был зафиксирован в летописи.

Для понимания смысла действий Василия Калики следует проследить параллели с другими странами. Так, в Древнем Риме существовали «понтифики», жрецы-«мостоделатели». Они проводили специальные обряды на мосту через Тибр, и даже папе римскому по наследству от них достался титул pontifex maximus. В средневековой Франции мостостроительство считалось актом благочестия, за который монахов и епископов канонизировали, как, например, это произошло со строителем знаменитого моста XII в. в Авиньоне[507]. Василий Калика, много путешествовавший по другим странам, мог знать об этих фактах.