Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова

Алешка спрыгнул с коня, царь крепко обнял его, троекратно расцеловал и перекрестил.

— Сынок!

— Батюшка…

И столько было в этих словах.

— Вернулся… надежа, опора, сила моя…

— Все в порядке, батя. Справимся… я тебя не подведу…

Бояре умиленно сморкались в бороды. Потом Алексей прошел к теткам, сестрам… первым делом — к Софье. И девочка не утерпела, с визгом повиснув у него на шее.

— Лешенька!!! Слава Богу!!!

Рядом приглашенная в покои боярыня Морозова так же упоенно тискала сына. Потом женщины переглянулись и поменялись. Теперь Софья упоенно тискала Ивана.

— Ванечка, спасибо за брата!

А то ж!

Потом было многое.

Награждение орденом.

Праздничный пир.

Отчет отцу о проделанной работе, о трофеях, о… да обо всем! Царь там, не царь, а любой отец в такой ситуации все из ребенка вытрясет!

Когда Алешка оказался у сестры, было уже глубоко заполночь. Но ему и в голову не пришло, что не надо приходить, или что Софья может спать… ерунда!

Она его обязательно дождется. А разве можно иначе?

Так что парень был встречен вихрем сестринской любви. Девочка обхватила его за пояс, крепко прижалась, вдохнула знакомый запах — и только потом соизволила его отпустить.

— Живой, родной мой. Живой!

— Я же обещал вернуться.

— Я так за тебя боялась…

— А за Ваньку? — хитро прищурился брат.

— За вас обоих. Компотика будешь?

И только попивая из большого стакана вкуснющий вишневый компот, Алексей смог наконец расслабиться.

Только Софье он мог рассказать о том, как это страшно.

Когда ты принимаешь решение идти вперед — и знаешь, что там тебя ждут.

Когда посылаешь вперед разведчиков, и они возвращаются. С кровью на руках.

Когда разрабатываешь интригу — и делаешь это, чтобы уничтожить наибольшее количество народа…

Когда говоришь людям, что тебе нужны добровольцы, которые не вернутся — и шаг вперед делают несколько тысяч человек. А ты уже отбираешь из них тех, кто не один сын в семье, кто не имеет маленьких детей, кто…

Ты обрекаешь их на смерть, а возвращаются только двое. Из ста двадцати. И ты помнишь каждое лицо, каждый взгляд глаза в глаза…

Помнишь почерневшее лицо Фрола Разина. Он не упрекает. Он — понимает. И вот это еще страшнее.

Когда ты строишь планы, куда пойти и куда ударить и отчетливо осознаешь, что ты не сможешь пойти в первых рядах. Ты будешь в резерве, чтобы показывать, кому и куда идти. А вот эти люди — они пойдут. И полягут, если ты рассчитаешь все неправильно.

Им — умирать. А тебе — помнить.

И это больно. И страшно.

Он говорил и говорил, стремясь выплеснуть хотя бы каплю, хотя бы мизерную долю своих переживаний, а Софья слушала. Она не утешала, она просто слушала и молчала. И держала брата за руку.

А на рассвете они заснули, как были — за столом. И Софьины служанки, приоткрыв двери, заглянули внутрь — и встали мертвой стеной перед всеми. Они не собирались никого пускать внутрь. Слишком это… личное.

Ругаться ни у кого язык не повернулся. Алексей Михайлович слишком хорошо помнил, как после своего первого похода плакал на груди у воспитателя. А коли брат пошел к сестре… так что в этом худого? На царевну Евдокию, которая попыталась было что‑то вякнуть про неприличие, отец венценосный так цыкнул, что та с перепугу забилась втерем и не показывалась до вечерни. Но к тому времени уже и ребята проснулись и вышли.

А там и Ванечка приехал, едва вырвавшись от заботливой матери. Да не просто так — с подарками. Еще в дороге ребята выбрали то, что надо было отдать Софье. Кучу книг, бумаг, документов… и при виде ее сияющих глаз поняли, что не прогадали. Ради проверки Ваня подсунул и какую‑то побрякушку, но та была небрежно отставлена в сторону и Софья опять занялась бумагами. А потом посмотрела на брата.

— Алёша… я сволочь, наверное…

— Соня?

— Но у меня есть подозрение, что весной нам будет выгодно попробовать оторвать у османов весь Крым. А не один Азов.

— Что?!

— Ну да! Вот смотри! Османам сейчас глубоко не до нас, они сейчас прикидывают, что делать с султаном. Да и Франц — Иосиф, хоть и сволочь, а не дурак. Он теперь им спасу не даст. Кстати, ему можно отписать, а в идеале — и Собесского к нему на помощь послать. Ты б отписал Михайле?

— Да он и сам не дурак, и мы это обговаривали!

— Вот! А мы можем заняться Крымом. Целиком. Ну ладно, хотя бы той стороной, где Перекоп.

— И зачем тебе Перекоп?

— А зачем нам под боком слишком умный Селим Гирей?

— Сонь, мы его не одолеем!

— Лешенька, родной мой, а шансы у нас хорошие. Османы нас не поддержат, им бы самим разгрестись. А у нас… смотри — в Архангельске на верфях стоят наши корабли.

— Их уже сколько?

— Больше двух десятков. Да, сейчас они ходят во фрахте у купцов, но ведь мы сколько лет этим занимаемся? Успели и команды подобраться, и опыт приобрели, какой‑никакой. Пока вы там были — я специально справки наводила. Так вот, если что — пройти к нужному месту они смогут. Где по рекам, где на волоке — опыт есть. А на кораблях можно многое перевезти.

— Так.

— К тому же на Сечи сейчас Стенька окаянствует…

— И как же?

— Его гетманом выкрикнули взамен Дорошенко. А он собирается присягнуть в верности нашему батюшке. А там и тебе, братик.

— Сестренка, а денег у нас хватит?

— Золото с прииска капает регулярно. Изумруды…

— Еще остались. Я не все раздал, да и привез много.

— Думаешь, отец поскупится?

— Нет, на такое дело — нет.

— А тебе бы как душевно было еще пару побед одержать. Бояре вмиг бы хвосты поджали. Да и… сам понимаешь, военные — это каста.

— Каста… ах да. Помню…

Про Индию Софья тоже рассказывала брату. А что? Знать‑то надо. Англы, вон, вовсю колонизируют до чего доберутся… кстати, надо выяснить, что у нас там с Америкой. И ежели что — помочь индейцам. Как?

Да просто. Грабить и топить английские корабли. Нанимать каперов. Приплачивать пиратам, чтобы делали то, что удобно Софье. Вроде как Одиссея достопамятного капитана Блада в эти времена происходила? Или чуть позже?

Когда ж вы губернаторствовали, сэр Генри Морган?

Софья положила себе всенепременно узнать. Да и с испанцами неплохо бы сдружиться. Хотя… бесперспективно.