Почтальон (Управдом-2) - Андрей Никонов

и народ пускался во все тяжкие, правда, если обычную сортировщицу Травин мог выставить на улицу росчерком пера, уведомив профсоюз, то с телеграфистами такое не прокатило бы, они были отдельной кастой на почте, мало того, что абы кого на это место не возьмёшь, так еще и претендент на работу проходил через проверки по линии НКВД и Наркомпочтеля.

На улице наконец распогодилось, следующий день обещал быть тёплым и ясным, Травин добрался до Ботанического сада, перешёл дорогу, пропустив подводу с бидонами молока, и через минуту звонил в дверь морга второй совбольницы. Пронзительный электрический звонок было слышно, наверное, в Опалишино, но Фомич открыл дверь только через пару минут.

— Проходи, — сказал он.

Санитар-костоправ был не в духе, он провёл Сергея в прозекторскую, где на стене ещё оставались следы крови Лессера, уселся за стол, закурил.

— Выкладывай, — Травин сел напротив него.

— Тут такое дело, командир, — Мухин с каждой секундой терял решительность, — даже не знаю, как сказать.

— Убил кого?

— Нет, ты что. До этого пока не дошло.

— Ты, Мухин, сам на себя не похож, — жёстко сказал Травин, — не темни, потом жалеть будешь.

— Да я хотел попросить тебя, ежели что случится, за Варей присмотреть, а теперь думаю, дурацкая это была затея, она и сама за собой приглядеть может. Так что прости, в общем, может так случиться, что из города я уйду.

— Соскочить не получится?

— Что?

— Ты же на блатняк подвязался, разве нет? Я в твои дела не лезу, но если ты кого пришить решил, или ломануть, подумай, стоит ли того.

— По молодости, — Мухин раздавил окурок о стол, достал ещё папиросу, — грешки у меня были в Самаре и ещё кое-где, а намедни заявился ко мне один, под делового косил, мол, знают про меня, и работу хотят предложить. А если откажусь, неприятности будут. Ну я его потрепал чуток, так, не сломал даже ничего, а потом второй пришёл, здоровый, навроде тебя, но пожиже, и рассказал, каким путём Варя в школу идёт, а потом из школы домой, где живёт, даже когда в лавке отоваривается. И, мол, что если я с ними не пойду, с ней может что-нибудь случиться.

— И ты её тут бросить решил, а сам свалить?

— Нет, они же наверняка оба двое пойдут со мной, там я их и кончу, мразей, а потом сбегу.

— А сможешь?

— Это ты навыки небось подрастерял, а я трупы кажный день божий потрошу, не бойся, рука не дрогнет. Деньжат я поднакопил, не пропаду, а потом за Варей вернусь.

— Отличный план, — серьёзно сказал Травин. — Только ты не подумал, что есть у них главарь, который сам не светит рылом своим, и людишек у него не двое, а поболее?

Фомич треснул кулаком по столу.

— Кишки из них вытяну, — сказал он, — размотаю, всё мне выложат, как на исповеди, кто и что.

— Ты лучше скажи, чего от тебя хотят.

Мухин, по его словам, до революции промышлял сейфами, всё было, как он утверждал, чисто и гладко, пока не попался, да ещё на мокром деле, и после этого завязал. В подробности он не вдавался, да и не стал бы никто ему сейчас статью шить, за прошлые дела. Просто пригрозили, что в покое не оставят, если он сейфы не вскроет. Два, один вот уже сейчас, а второй на днях.

— Бают, что надо только подняться, шниф ломануть и уйти, ничего не брать, — Мухин сжимал и разжимал кулаки. — Я ж не практиковался давно, хрен знает, получится ли. Да и лезть сейчас, а потом опять придут, стоит только на крюк сесть. Мочить их придётся, как пить дать.

— Значит, говорят, что риска никакого?

— Вроде как в открытую поведут, через охрану, зачем-то надо сейф германского производства взломать, только непонятно мне, в чём выгода-то и зачем угрожать, если всё чисто. Платят за это пятьдесят червонцев, да ещё человек со мной пойдёт, с бунками, вроде как подмастерье, а второй на улице останется. Вот только ты понимаешь, складываю я три и три, а получается пять. Какой резон им мне платить, если просто пригрозить могли.

Травин усмехнулся.

— Ты всё верно решил, — сказал он, — нельзя бандитам спуск давать, может, второго раза и не будет, для спокойствия твоего сказали. Только пойдёшь ты не один туда, дай только время, я кое за чем сгоняю, и буду вас там ждать. Где оно, это место, находится, и когда вы туда отправляетесь?

— Вот это и есть самое странное, заявиться туда надо в шесть утра, аккурат перед рабочей сменой. А если ты за ружьишком решил сбегать, то не трудись, — Фомич поднялся, — пошли, покажу кой-чего.

Надю Матюшину почти перед самым концом смены противная завотделением Черницкая заставила документы на анализы подшить и пациента отвести на клизму, а сменщица её опоздала, так что когда девушка вернулась домой, на часах была четверть одиннадцатого вечера.

У Матюшиных сохранились две комнаты и кухня, а ещё собственная ванная комната, что по нынешним временам было почти роскошью. На кухне стоял кувшин с молоком, рядом на деревяном подносе пирог с рисом и яйцами был накрыт полотенцем. Настя налила стакан молока, отломила от хлеба горбушку, достала раскладушку из крохотной кладовки. Мать, с тех пор как заболела, занимала отдельную комнату, Настя не хотела её тревожить. Вот и сейчас она тихонько открыла дверь, посмотрела, всё ли в порядке. Мать не спала, сидела в кресле и вязала.

— Пришла, доченька? — спросила она.

— Да. А Ваня где?

— На работе до сих пор, совсем себя не бережёт.

Надя подошла, села рядом, пощупала у больной пульс, тот был прерывистый, на лбу выступила испарина, пальцы, стоило взять руку и подержать на весу, дрожали. На комоде стоял ящичек, оттуда медсестра достала шприц, из пробирки со спиртовым раствором — иглу, набрала магнезию.

— Спасибо, дочка, — мать поморщилась от укола. — Дай Бог тебе здоровья.

— Это я виновата, — Надя погладила маму по руке, — задержалась в больнице, ведьма наша заставила. Настойку, которую тебе Фомич дал, пьёшь?

— Пью, только ими и спасаюсь.

— Ты с ней осторожно, максимум пять-шесть капель в день, он меня недавно встретил, ещё раз предупредил, что иначе