Пророчество Корана - Хесус Маэсо де ла Торре

Экскурсии к стремительным водам Аньона Фарфан устраивал на Троицын день, но они не становились от этого менее познавательными или желанными. Оказавшись вдали от посоха брата Одона, они валялись на бережке, поросшем желтыми цветами, гонялись за лисицей или лазили по ветвям шелковиц. Там, среди шуток и шалостей, он узнавал о ценных свойствах настоек на мяте, растущей на лугах, — отличного ветрогонного средства, а также горечавки, которая годится как глистогонное средство для детей и хорошо помогает от закупорки сосудов, которой страдают в старости многие монахи.

Яго готовил настои из горной мяты, которыми лечили астму у паломников, приходивших в монастырь, учился делать эликсиры из пластинчатых грибов, которые монахи принимали на Великий пост, чтобы прочистить свой организм, а из тростника — слабительное, которое продавали близ монастыря по два мараведи за флакон. Для него не составляло секрета, как приготовить микстуру из полыни для прочистки артерий или настой из усиков дикого винограда, чтобы унять тошноту у беременных. В прогулках по саду обители Фарфан рассказывал ему о множестве трав и плодов, росших на здешних грядках, оставалось только запоминать их научные названия и свойства.

Сейчас, глядя на старика, задыхавшегося на узком ложе, Яго вспомнил с теплотой, как за неделю до поступления в Studium Generale в Саламанке, собрав viaticum[118]и пожитки, Эрнандо привел его, оробевшего, в аптеку, воспользовавшись тем, что брат Матиас ушел в трапезную. Заговорщицки подмигнув ему, он открыл один шкаф, из которого извлек огромный манускрипт с пожелтевшими страницами, в сафьяновом переплете, который заскрипел при открывании, будто петли старенькой двери. От страниц открытой книги повеяло неповторимым очарованием, ученик с изумлением увидел великолепные, тщательно выписанные цветные изображения самых редких растений, многие из которых были совершенно незнакомы ему. Благодарным взглядом он просмотрел всю эту сокровищницу восточной медицины. Там были приведены десятки рецептов эликсиров, порошков и снадобий, даже описание арабских варений, что совершенно поразило его.

— К сожалению, я не очень разбираюсь в латыни и совсем не понимаю язык иноверцев, — сказал тогда Фарфан. — Единственное, в чем я могу тебя уверить: это экземпляр труда «Китаб аль-Висад» Ибн Вафида, знаменитого врача из Кордовы. Рукопись эту использовали более пяти поколений монахов с большой пользой для своего здоровья. Она была подарена святому аббату Раймундо одним из визирей халифата, и это главная драгоценность аптеки. В христианском мире другой такой нет, — доверительно добавил Эрнандо. — Здесь записаны сотни врачебных формул, но одна из них особенная, так что монахи, хотя сами соблюдают обет безбрачия, благодаря ей основательно пополнили казну монастыря.

— И что же это за средство, Эрнандо?

— Его называют «веселящая настойка» и используют как для увеличения мужской силы, так и чтобы укрепить дух и разогнать тоску. Оно придает сил в бою и на брачном ложе, устраняет сердечные хвори и меланхолию. Уверяю тебя, сюда даже приходили посыльные из французского Парижа, из Магунсии[119], Бургундии, Валенсии, Сарагосы, франкского Артуа, даже эти пурпурные из Авиньона — все желали получить свою выгоду.

— Так рецепт ее под запретом?

— Нет, но ты никому не должен его сообщать, — встревоженно предупредил Эрнандо. — Это большой секрет монастыря. Если нас в этом уличат, то сурово накажут. Так вот слушай, сынок: шелковую нить кипятят в новой металлической кастрюле на сильном огне; затем добавляют половину унции гвоздики, затем корицу, камедь, стручковый перец и имбирь из расчета пять адарме[120]на порцию. Когда воды останется половина, туда доливают десять аррельде[121]меда и половинку тапсии[122]. Потом все это варится до исчезновения пены. Эликсир готов и может поправить настроение самому унылому человеку или поможет испытать горячие ласки самой бесчувственной женщины. Ручаюсь за то, что он обладает по-настоящему чудесным действием. Запомни рецепт, потому что может настать день, когда тебе понадобятся деньги, а на этом можно хорошо заработать.

Яго грустно улыбнулся, в голове молнией промелькнули проведенные вместе лучшие годы: пять в Саламанке, где он получил степень лиценциата, два — между Монпелье и Салерно, где было много всего: приключения, успехи и неудачи. Ремесло соединило их навсегда, они стали свидетелями и участниками возрождения медицины, когда новый человек вырвался из монастырских стен, разрушив монополию клерикалов на духовную жизнь. Прежний универсальный уклад жизни, навязываемый церковью, vita antiqua[123], кончался, оба они пережили это и в Италии, и во Франции, где мастера врачевания стали почитаться как знатные люди, nobiles viri et primarii cives[124], стали уважаемыми лицами в обществе. Именно тогда он многое почерпнул, познакомившись с идеями Дунса Скота и Оккама[125], которые студенты воспринимали как глоток чистой свежей воды.

Захлебнувшись в воспоминаниях о лучших временах, Яго тряхнул головой и заботливо вытер Фарфану лоб; час за часом тому становилось все хуже. Нос истончился, будто лезвие серпа, ложе стало мокрым от пота, сухой кашель, казалось, раздирал внутренности, мешая говорить.

— Моей бродяжьей жизни пришел конец, сын мой. Жаль расставаться с повозкой и моими снадобьями. Я тебя любил, как отец, а ты мне отвечал тем же, как лучший из возможных сыновей; ужасно бросать тебя на произвол судьбы, но такова воля Божья. Бок о бок с тобой я увидел половину христианского мира и служил честно, как мог. Не забывай меня и прости, если в чем виноват. Это поможет мне спокойно перейти в мир иной.

— Если я тебя забуду, значит, обреку тебя еще на одну агонию, моя душа этого не вынесет. Может, ты знаешь такой эликсир, который бы стирал в памяти то, что любишь более всего на свете, старый чудак?

Исаак и Церцер приходили каждый вечер, применяли свои методы лечения, но и они не помогали. На этот раз после чистки гнойников больного стошнило черной жидкостью — это был тот грозный смертельный спазм, который предвещал неминуемый скорый конец. Андреа и Ортега в соседнем помещении молились и просили Христа ниспослать бедняге легкую смерть; они тоже не спали все эти ночи в приближении развязки. В полночь Фарфан обвел комнату тусклым и потерянным взглядом, его била дрожь, он подозвал Яго.