Рагу из любимого дядюшки - Наталья Александрова

Но тут же перед моими глазами предстала картина: умирающаястаруха шепчет с усилием: «Никому ничего не говори! Люди злы и завистливы… Самапроживешь…»

Возможно, она не права, но, прежде чем посвящатьмалознакомого человека в свои проблемы, неплохо бы самой в них разобраться.

Итак, с чего все началось? Пожалуй, с того дня, когда умерлапрабабка Софья Алексеевна. Она оставила мне кота и завещание. Ну с котом всеясно, а вот с завещанием… Как там сказано — полдома и все остальное имущество…Как будто у нее было еще какое-то имущество… И это странное письмо, котороепоказал мне старичок-нотариус…

Тогда, в больнице, прабабка не успела рассказать что-тоочень важное. И как знать, если бы она сообщила мне это важное, может, мояжизнь была бы совсем другой?

— Сонька, Сонька! — Это Ленка теребила меня зарукав. — Снова ты стоишь как в столбняке и никого вокруг не замечаешь!

По дороге к ее дому мы с ней обе молчали. Она едва бороласьсо слабостью, потому что от свежего воздуха кружилась голова, а я была занятасвоими мыслями.

Сдав подругу с рук на руки ее маме и оставив их выяснятьотношения, я вышла на улицу и подумала, что старик-нотариус, скорее всего,прав: если я хочу разобраться с завещанием, нужно снова ехать в Парголово.

С одной стороны, я воспринимала все эти непонятные намеки вбабушкином письме с недоверием, но с другой стороны — нотариус упорноутверждал, что Софья Алексеевна была в здравом уме и твердой памяти. Крометого, что меня мучило самое обыкновенное любопытство, нужно же в конце концоввыяснить, о чем умолчала старушка и кто желает моей смерти. Иначе я так и будушарахаться от каждой тени, и если и спасусь от убийцы, то закончу свои дни впсихушке.

Маршрутка по моей просьбе остановилась недалеко отпарголовской больницы, той самой, где умерла моя прабабка. Санитарка тетя Дуняникуда не делась и обрадовалась мне, как родной. Она даже расцеловала меня ипрослезилась.

— Вспомнила все-таки нас, навестила! А у меня как разсмена заканчивается, пойдем ко мне, мать тебе тоже обрадуется. Софьиныпоминальные сорок дней скоро, как раз обсудить кое-что нужно, ты ведь за этимприехала?

— Извините, тетя Дуня, — я невольно отступила нашаг перед ее напором, — я вообще-то по другому делу. Вы не знаете такуюАксинью Прохоровну?

— Аксинью Прохоровну? — Санитарка глубокозадумалась. — Нет, такую не знаю. А это кто же будет?

— Это бабушки моей, Софьи Алексеевны, знакомая. Толькоона умерла, наверное, давно уже. Бабушка мне в завещании велела могилку еенавестить, — придумала я на ходу, — а где она, не написала.

— Да зачем тебе, — протянула санитарка, —чужие могилы навещать?..

Снова мне показалось, что в глазах тети Дуни мелькнулоподозрение. А может, просто тетка сильно интересуется чужими делами, своих-тоинтересов у нее, почитай, нету..:

Тут я вкратце рассказала про свое посещение нотариуса, неупоминая про царивший у него в конторе беспорядок.

— Уж не знаю зачем, а только надо, — твердозакончила я рассказ, — бабушка Софья в письме прощальном велела. И ещепросила на сорок дней заказать поминальную службу.

— Это хорошо, это правильно! — оживилась тетяДуня. — Это мы непременно сделаем по самому что ни на есть высшемуразряду… Так умерла, говоришь, Аксинья Прохоровна… Так это, верно, баба Ксеня, онауж лет пять тому померла. Могилку, говоришь, навестить? Это дело хорошее,богоугодное, я тебя туда провожу…

В Парголове расположены два кладбища. Одно из них — огромноеСеверное, на котором хоронят горожан, жителей северных районовСанкт-Петербурга. К нему идут специальные маршрутки, к нему протоптана широкаянародная тропа от автобусного кольца, туда ведет асфальтовая дорога отжелезнодорожной станции, и по этой дороге непрерывным потоком идут горожане насвидание со своими усопшими родственниками. Возле ворот всегда толчется народ,предприимчивые бабки торгуют цветами и еловыми ветками. На самом кладбищетянутся бесконечными рядами одинаковые могилы последнего времени.

Совсем иначе выглядит так называемое Старое кладбище, накотором хоронят только коренных жителей самого поселка. Оно маленькое,полузаброшенное, хотя к нему тоже тянутся время от времени одинокие старухи сбукетиками полевых или садовых цветов.

Сюда и привела меня тетя Дуня.

Возле ржавых ворот, сразу за оградой, притулилась маленькаядеревянная церковка, давно уже нуждающаяся в ремонте. Блекло-голубая краска,которой кладбищенская церковь когда-то была выкрашена, облезла от дождей иснегопадов, и стены храма казались почти белыми, как выцветшие от старости иневзгод глаза деревенской старухи. На покосившемся куполе сидела стаянепременных галок, и какая-то сгорбленная бабка, стоявшая на паперти,закутанная до самых глаз черным платком, с интересом проводила нас взглядом.

— Тут должна быть ее могилка, бабы Ксени, —озабоченно проговорила тетя Дуня, оглядываясь по сторонам, — от церкви-тосовсем близехонько… самую малость пройти… помню ведь, возле Вовки Карнаухова,который под трактор попал… как же я забыла-то… никак отсюда нужно повернутьналево…

Мы шли между ржавых, давно не крашенных оградок, которымиобнесены были заснеженные холмики могил с торчащими из них простыми крестами —где деревянными, где чугунными, где бетонными, с именами и выцветшимифотографиями усопших.

Тетя Дуня еще раз свернула налево и сказала:

— Ну вот, теперь уж точно пришли. Вот она, Вовкина-томогилка, а баба Ксеня — аккурат за ней… Да только что же это такое…батюшки-светы!

Было от чего прийти в изумление, потому что могила бабыКсени была полностью разворочена. Простой металлический крест, покрашенный когда-тодавно серебряной краской, валялся на земле. Сам могильный холм был разрыт,насколько это позволял замерзший грунт. Поодаль лежали старый ржавый лом,которым, надо полагать, действовали как рычагом, чтобы свалить крест, и рванаярабочая рукавица. Вывороченная земля была совсем свежая, не успела даже какследует промерзнуть. Тетя Дуня принялась охать и ахать и возмущаться поведениемнеизвестных злодеев.

— Ой, да что же это, да как же? Кому понадобилось такоесотворить?

— То-то и оно! — послышался голос, это давешняястаруха-нищенка притащилась от церкви за нами в надежде на подаяние. —То-то и оно, что безобразие! — продолжала она. — Пришли ночью,могилку разрыли, до гроба, правда, не докопались, спугнул, видно, их кто-то. Аможет, лень стало землю-то мерзлую ковырять…

— Да зачем? — взвыла тетя Дуня. — Кому ононадо?

— Хулиганство! — припечатала старуха. — Иникому дела нету.

— У Ксени-то никого не осталось, — вспомнила тетяДуня, — был сын в городе, да, должно, спился… Сюда и при жизни ее глаз неказал…

— Давно это случилось? — спросила я нищенку. Оченьмне не понравились такие совпадения: как только я собралась к нотариусуКулешову — сразу же к нему в контору залезли неизвестные злоумышленники, ничеговроде бы не взяли, но перепортили все документы. Далее, как только я решила,руководствуясь бабушкиными указаниями из письма, отправиться на могилу АксиньиПрохоровны, так сразу же неизвестные злоумышленники ее разоряют.