Афганский дневник - Юрий Лапшин

И все-таки, довоенные «Пятнадцатилетний капитан» и «Остров сокровищ» были и останутся классикой. Эти нынешние, вряд ли. Субъективно, но если раньше фильмом действовали на мысли и чувства, вызывали всю гамму чувств от возмущения до жалости и слез, то теперь эксцентричными поступками, экстравагантной одеждой и видом больше рассчитаны на развлекательность. Отдельные «чучела» для подростков не в счет. Их очень мало, тем более, что зритель массовым убожеством и серостью лент отучен от походов на серьезные фильмы. Давай, «Банзай». Особенно настораживает в титрах слово «по мотивам». Так и понимаешь сразу, что кто-то пытается выразить свое неуемное художественное видение и можно увидеть на экране Отелло, играющего на балалайке, или наркомана Гамлета.

19.07.1988, Баграм. Вторник

Вчера снова был в Кабуле. Я за командира, Н. Самусев за начальника политотдела. Представились командующему. Беседовали минут пятнадцать. В разговоре, более или менее, определился срок нашего выхода. Январь 1989-го. А я-то рассчитывал Новый год встретить в Союзе. Кабульцы выйдут на месяц раньше. И в нашем разговоре, и позже, на партактиве, командующий несколько раз поднимал вопрос о службе офицеров. Столько личных интересов замешано со всеми этими перемещениями: квартиры, переезды, семейные, бытовые и прочие неурядицы. В Кировабаде для нас уже сдали один дом на пятьдесят квартир, другой сдадут месяца через три, да городские власти до решения нами жилищной проблемы предоставляют два общежития. Солдат осеннего призыва будем увольнять с выходом на Родину. Для них это тоже серьезно. С выходом начнем сдавать нештатную технику. И фактически голышом поедем к новому месту службы. Там будем получать все ВДВэшное. Да, проблем хватит.

Однако это все хоть и в обозримом будущем, но где-то далеко. Пока здешних проблем хватает.

Послезавтра полк должен вернуться на базу. Несколько раньше срока из-за осложняющейся обстановки в режимной зоне «Баграм». Реальных сил сейчас здесь не осталось. Духи постепенно наглеют. Вот уже три ночи обстреливаются огневые точки нашего боевого охранения. Пули свистят над полком, как в хорошем бою. Глиняные заборы, заросли подступают к нам на 100–150 метров. А за всем этим кишлак. Как специально, нас провоцируют на применение тяжелого оружия. ЗУ-23 и, тем более, танки я запретил использовать, чтобы не затронуть дувалы. Охранение отстреливается из автоматов. Но всему есть предел. Сегодня через Барынькина (командир 108-й мсд) оповестил афганское командование и контрразведку, что если будет продолжаться это хулиганство, применю тяжелое оружие. А на ночь поставил задачу начхиму (Гаврыш) подготовить пару объемных выстрелов «Шмель». Бить только наверняка по засеченным точкам. Надо проучить наглецов. Ночь покажет, что к чему.

Погано стало ездить и в Кабул. Туда шли на двух БМП и прошли спокойно. Одно ЧП, которое видели по дороге, скорее автодорожное. Навстречу плотными колоннами, да на скорости, идут наши и афганские колонны. Понедельник. Перевал Саланг открыт на север. Самое настоящее столпотворение в Мирбачакоте. И, как всегда, группами и в одиночку бродят бородатые личности, увешанные оружием. Кое-где сидят в открытых чайханах за чашкой чая. В другом месте, положив оружие, умываются в арыке. Улыбаются. А может, ухмыляются. Бросается в глаза лежащий на земле гранатомет со вставленной в ствол зеленой гранатой.

На обратном пути по просьбе коменданта взял под охрану своими двумя БМП пяток колесных, чтобы по пути довести их до Баграма. Да пара афганских машин пристроились. И был не рад этой кавалькаде. Не проехали и трех километров, как наткнулись на горящий КамАЗ. Хотя обстановка и не особенно располагала, но щелкнул пару кадров на память. Если выйдет хорошо, то будет что вспомнить. А потом загнал наводчика вниз и сам крутил головой, держа автомат на изготовку. С известной тревогой смотрел за своей растянувшейся сзади колонной. Как бы по ним не врезали. Чертыхнулся, что связался с этими «колесами».

Доехали до Баграмского перекрестка, опять двадцать пять. Нет замыкающей боевой машины. А солнце угрожающе заходит за горные вершины. Пехота уже сняла свои блоки вдоль дороги. Подождал минут двадцать и поехал обратно выяснять обстановку. По пути в районе Карабага становимся свидетелями перестрелки двух вооруженных групп. Кто, кого, за что? Черт его знает. Опять загоняю всех под броню, но по нам не стреляют. Едем, едем, а машины все нет. Наконец, маячит вдали. Ползет еле-еле. Н. А. Самусев явно рад, на двух машинах все ж веселее. Пристраиваемся за ними и ползем со скоростью черепахи. Через некоторое время имеем «удовольствие» пообщаться с одной из тех групп, которые только что дрались между собой. Человек под тридцать стоят и сидят вдоль дороги, оживленно жестикулируют, разгоряченные боем. Что-то нам показывают. И опять всех загоняю под броню. Старший лейтенант Ю. Зибаров на первой машине, полускрывшись в люке, застыл с автоматом. И я точно так же ловлю каждое движение этих людей. Наводчик, подняв голову, напряженно смотрит на меня, ждет команды, чтобы крутнуть башню. Медленно и торжественно проплываем мимо «духов». Еще некоторое время, пока не скрываемся за поворотом, смотрю назад, чтобы не послали пулю в затылок. Проезжаем еще немного, и первая машина встает намертво. Повезло, что до нашего, советского, поста осталось метров двести. Туда и затягиваем на буксире, оставляем на ночь.

Пока машину заводят во двор, мы с Н. Самусевым за разговором проходим по дороге метров сто вперед и стоим. Из кустов появляются три личности. Увидев, что я взял автомат на изготовку, демонстративно забрасывают свое оружие за спину. Идут к нам. Спокойно стоим и ждем. Вроде и хотели подойти, но посмотрели на мой автомат, большой палец, который я держу на затворной раме, снятый предохранитель, буркнули что-то типа приветствия и исчезли. А тут и машина подошла. Дальше добрались до дома без особых волнений. Вроде ничего не произошло, но неприятно.

Уже несколько дней как сломался кондиционер. От духоты, буквально, дурею. Вечером замачиваю простынь, укрываюсь и так засыпаю. Под вечер, в темноте иду гулять, но фраза: «подышать свежим воздухом» не имеет здесь никакого смысла. Такая же духота, никакого облегчения.

Сегодня опять обстреляли Кабул. Судя по всему, теми дальнобойными ракетами, о которых давно говорили.

Остался за командира и окунулся буквально в вакханалию писем, просьб, запросов и т. д. Родители Е. Богача задались целью добиться для погибшего сына звания Героя, посмертно. Что говорить, хороший был офицер, жаль, что погиб, но если так присваивать это высокое звание, то это станет правилом, а не исключением. Этическая сторона такого нажима тоже двусмысленна.

Другой пишет, что был ранен в бою. Высылает министру обороны справку, а ее пересылают к нам, и оказывается, что такого в 1984–1985 годах у нас не было. А в тот период, когда он был ранен, боевых действий не велось. И в соответствующих книгах нигде такого бойца с таким ранением не числится. Требует орден. Третий тоже требует орден за ранение. Подождал пару лет, когда все ушли и уволились, и теперь вдруг вспомнил. И я лично не уверен, что он получил свою рану не по собственной безалаберности, халатности, а то и членовредительству. Тех, кто получал раны в бою, представляли сразу.