Взрослая колыбельная - Юлия Шолох

Чему я могу научить? Да еще детей, изначально счастливых существ, которых нельзя лишать детства. Какой учительницей я стану? Злобной, вечно недовольной всем мегерой с поджатыми губами, которая думает не о детях, а только о собственных пустых вечерах? Которая боится идти домой, потому что там ее никто никогда не ждет?

Я не способна сделать никого счастливым.

И да… кое-что выпало из головы. У меня ведь теперь есть колдовская мощь. Конечно, наставница странно смотрит, она не ожидала моего возвращения. В перерыве она подозвала меня и прямо сказала:

— Почему ты все еще здесь, Катя? Тебе нужно подойти в деканат и получить перевод на новое направление. Словесник с силой уровня Первого сына… пустая трата ресурсов. Чему я могу тебя научить? Тебе прежде всего нужно учиться управлять новыми способностями, а этому может научить только колдун.

— А если я не научусь? Что, сила будет вырываться и взрывать все вокруг? Я стану опасной для окружающих?

— Нет, что ты. Сила просто уснет — и все. Но это глупо — не использовать то, что у тебя есть.

На обед я шла, понимая, что она права. Смысл посещать прошлые занятия? Мне нужна другая профессия, нужны другие учителя и другая информация.

Я не буду учить детей. А что буду? Это и предстоит решить.

В обед, хотя кухня была забита под завязку, на меня уже не так сильно косились. Белка опаздывала, пришлось решить за двоих и жарить омлет. И нарезать салат из зелени. Думаю, от такой еды она не откажется.

Но Белка, кажется, даже не заметила, что я положила в ее тарелку. Смела не глядя. Мы почти закончили обедать, когда пришла Лелька. Кстати, я ее уже пару дней не видела, последний раз мы встречались еще до суда. Она ко мне заходила, как и Белка, покормить.

Лелька сделала себе чай и, отказавшись от основного блюда, ограничилась салатом. Она подсела к нам и стала делать руками непонятные пассы, пока Белка не догадалась, что это такая просьба поставить тихушный купол. Щелчок — и нас окружила тишина.

— К нам из городской лекарни перевели вчера семь человек. Один из них — Лад, — не повышая голоса, заявила Лелька.

Я, честно говоря, вздохнула с облегчением, потому что боялась, как бы разговор не зашел о моей скромной персоне и как бы снова не пришлось гнуться под тяжестью чужой жалости.

— И? — чересчур ровно спросила Белка.

— На случай, если тебе интересно.

Ах, как приятно, когда вокруг бурлят чужие страсти, не задевая твоей замученной души. Я прямо почувствовала, как расслабилась и расплылась в улыбке, насколько она была возможна в моем жалком положении. Какая красота!

— Как он?

Белка села прямо, приготовившись слушать.

— Он вне опасности, в больнице его вылечили, а к нам отправили на реабилитацию. Это почти чудо, вернее, это работа нескольких целителей высокого ранга, только потому ему сохранили ноги. Но он до конца жизни будет хромать. Через несколько дней его уже выпишут, он вернется к занятиям. Пока же он очень слаб, его усыпили перед дорогой, чтобы он легче перенес транспортировку, все же травмы серьезные. И знаешь, о чем он первым делом спросил, когда очнулся? — рассказывала Лелька. — О тебе! Спросил, все ли с тобой в порядке. А ты…

— А что я? — Белка отвела глаза.

— А ты не спрашиваешь о его здоровье, хотя прекрасно знаешь, что его привезли. Знаешь ведь, да? Это все знают, а у тебя уши есть, сложно не услышать то, о чем вся АТМа судачит. О том, как он тебя спас. В общем, я ответила ему, что с тобой все отлично, но мне жаль, что с его ногами такое произошло. А он усмехнулся и сказал, что это ничего страшного, правда, глаза закрыл и голову откинул на подушку. «Я же Первый сын, — сказал он, — меня и хромого на руках будут носить. Вокруг меня всегда будет свита и не будет отбоя от женщин. Так что не надо меня жалеть».

Белка начала открывать рот, собираясь что-то ответить.

— Даже не вздумай сейчас что-нибудь ляпнуть в своей обычной снисходительной манере судить! — отрезала Лелька, выглядевшая в своей праведной злости просто шикарно. — Вокруг тебя что, толпы парней и все они наперебой кричат: «А давай я пожертвую своей жизнью ради тебя? Нет, я! Нет, я!» Так что, думаешь, много будет в твоей жизни таких? Первый сын, который, не думая, бросился спасать жизнь никому не известной ведуньи. Ха! Никогда и никого. А ты его даже не навестила. Если честно, Белка, ты меня просто разочаровала. Твоя неблагодарность… я думала, ты другая.

Лелька покачала головой и встала, даже не допив чай. Тихушный купол звякнул и пропал.

— Я отдыхать, с утра опять на смену. Устала жутко. В комнате доем.

Еда так повлияла или что другое, но мне тоже захотелось спать. Все равно на занятия возвращаться бессмысленно, а преподаватели, которые могут решить мою дальнейшую участь, пока заняты со студентами. Можно смело отдохнуть пару часов и идти перераспределяться. Как раз все освободятся, да и в голове прояснится.

Добивать Белку я не стала, хотя с каждым словом Лельки была согласна. Некоторым и мечтать не приходится, чтобы ради них рискнули жизнью. А некоторым на это как будто плевать. Или не плевать? Стоит только посмотреть на ее растерянное лицо, как понимаешь — шансы есть.

Ай да Леля, ай да молодец! Вот уж настоящая лекарка: раз — и как отрезала! Чего не вернешь, о том нечего мусолить да жалеть (это про меня). Раз истерика — врежь, чтобы поумнела (это про Белку).

Не прощаясь, я отправилась в свою комнату: Так тихо… в общежитии редко бывает тихо, тем ценнее эти короткие одинокие часы. Жаль, плаща нет, чтобы укрыться. Странно как, о Волине я не думала с утра, а вот о его плаще вспоминаю и жалею каждый раз, когда вхожу в комнату. Когда вижу свою пустую кровать.

Впрочем, отсутствие плаща не помешало быстро заснуть.

Разбудил меня шум в коридоре — соседки вернулись с занятий. Как раз вовремя. Умывшись и причесавшись, я отправилась в деканат. Солнце, которое утром светило издевательски ярко, сейчас приглушилось серенькими облаками.

На небо я и пялилась, когда споткнулась, что весьма закономерно, если не смотреть под ноги. Пришлось остановиться.

Впереди на дорожке в то же время показались Гурьян и Бакуня.

Первые сыновья. До сих пор жаль, что мой суженый не Гурьян. Ну, физически он, конечно, не вызывает и сотой доли того сумасшедшего отклика, как Волин… только что от этого отклика толку? Зато ему можно довериться. А насчет Бакуни… Я сразу поняла, что не мое, и теперь только больше уверяюсь каждый раз, как смотрю. На его лице было столько злорадства, когда Волина поймали. Столько торжества. Вот кто его заложил!

И вот она — двоякая женская природа во всей красе. Радоваться должна, что заложил, ведь это спасло мне жизнь, а мне обидно за существование на белом свете таких паршивых друзей.

При виде меня Гурьян встал посреди тропинки как вкопанный.