Сад вечерних туманов - Тан Тван Энг
Шрифт:
Интервал:
И взрослые, как и дети, подняли лица к луне.
Некоторое время в саду царила тишина. Я тоже глядела вверх, и мне казалось, что тени на лике луны и в самом деле похожи на женщину в нарядном платье.
Эмили хлопнула в ладоши:
– Дети, время зажигать фонарики.
Гости благодарили Эмили, поднимали в ее честь бокалы. Детишки с криками и смехом бросились прочь: их фонарики светлячками покачивались в темноте. Эмили открыла коробку, которую ей передал Аритомо. Внутри лежали три фонарика из рисовой бумаги, каждый фута в полтора[155]высотой, их рамы-цилиндры были составлены из тоненьких бамбуковых палочек. Эмили зажгла в них свечи и поставила на стол, между тарелками с едой. Фонарики отбрасывали цветные отблески на белую скатерть.
– Это гравюры Аритомо! – ахнула я, узнав стиль иллюстраций в книге «Сакутей-ки». Он перевел свои гравюры на дереве на абажуры фонариков.
– Когда-то, до войны, он дарил мне эти фонарики на Чжунцюцзе, – вздохнула Эмили. – Как он меня уверял, это не слишком удачные оттиски, которые ему все равно пришлось бы выбросить.
– Вот в этом ничего неудачного нет.
Я взяла фонарик и медленно повернула его на левой ладони. Расплавленный воск из чашечки, в которой стояла свеча, выплеснулся мне на перчатку. Горный пейзаж на оттиске замерцал.
– Безупречны они или нет, но они, должно быть, чего-то стоят. Вы все их сохранили? Мне бы хотелось взглянуть на них.
– Нельзя, – сказала Эмили. – Не смотри так обиженно, лах. Подожди, пока попозже все отправятся по домам, тогда поймешь почему.
Я поставила фонарик на стол и сжала руку в кулак, ломая корочку воска, затвердевшего у меня на ладони.
После ужина подали чай и лунные пряники. Пряники были квадратные, восьмиугольные и круглые, каждый толщиной в мизинец и с нежной коричневой корочкой. Эмили разрезала их на четыре части и раздавала всем по куску. Вскоре после этого ушли те, кто был с детьми, да и остальные гости задержались ненадолго. Магнус пустил в ход все свое влияние, чтобы добиться для своих гостей послабления в комендантском часе, организовал их отъезд группами в сопровождении вспомогательной полиции. Слуги занимались уборкой, когда Эмили, перехватив мой взгляд, кивнула головой в сторону Аритомо. И я увидела, как он направился к столу с едой. Понес два свои фонарика к железной бочке, в которой Магнус поджаривал свои boerewors и бараньи отбивные. В темноте, с парой светящихся фонариков в руках, он был похож на монаха, шествующего во главе религиозной процессии.
– Принесите мне еще один, – бросил он мне через плечо, проходя мимо.
Я сделала, как он просил. Угасающие свечи в фонариках были похожи на дрожащие существа. Аритомо бросил первый фонарик на угли в бочке. Огонь сразу же охватил его, расползаясь по оттиску и в секунды пожрал весь абажур.
Я тронула садовника за локоть:
– Отдайте их мне.
Аритомо посмотрел на меня, потом бросил в бочку оба других фонарика. Отсвет пламени рябью прошелся по его лицу. Он смотрел, пока фонарики не догорели до конца. Хлопья пепла, окаймленные тлеющим заревом, уносились в ночь – безмолвные, как мотыльки.
Он провел руками над угольями.
– Позвольте мне проводить вас домой.
– Я только возьму у Магнуса электрический фонарик.
Он покачал головой и указал на безоблачное небо:
– Я заимствую лунный свет для этого путешествия в миллион миль, – произнес он.
Однажды утром я стояла около площадки для стрельбы из лука и дожидалась, пока Аритомо закончит упражняться. Когда он поставил свой лук на место, я вышла вперед:
– Мне хотелось бы попробовать.
Я заметила – в его взгляде просквозило недоверие, а может быть, и нет: реакцию Аритомо часто было трудно уловить.
– Нельзя делать это без надлежащей одежды, – наконец сумел он выдавить из себя.
– «Надлежащей одежды»? А у вас разве не валяется где-нибудь запасной костюм? Эмили подскажет, кто сумеет подогнать его по моей фигуре.
– Почему вам захотелось постичь кюдо[156]?
– Разве не сказано в «Сакутей-ки»: для того чтобы стать искусным садовником, необходимо овладеть и еще каким-нибудь искусством?
Он секунду-другую поразмыслил над моим ответом.
– Может, у меня где-то и есть старый костюм лучника.
На стрельбище я появилась снова несколько дней спустя, неся в сумке полный комплект надлежащей одежды для кюдо. Прежде чем подняться на площадку для стрельбы, я сняла туфли и поставила их на самую нижнюю ступеньку. В уголке, отгороженном занавеской, переоделась в белую куртку из тонкого хлопка и черные хакама – свободные складчатые брюки. Эмили сама ушила костюм, так что сидел он на мне хорошо.
Из раздевалки я вышла, держа в руках длинные спутанные завязки хакама и недоуменно посмотрела на Аритомо. Он показал мне, как обвязывать их на поясе целой чередой петель и узлов. Потом протянул мне странного вида кожаную перчатку, похожую на ту, которую сам носил во время стрельб:
– Югаке нужно носить на той руке, которая у вас действует лучше.
Я никак не могла справиться с тремя кожаными частями перчатки, всякими тесемками и перемычками… и в конце концов вынуждена была попросить его надеть мне ее.
Мы опустились на колени на татами и поклонились друг другу. Я в точности повторяла каждое его движение. Для меня эти церемонии были пыткой: их омрачали воспоминания о времени, когда приходилось выполнять все с рабской покорностью – так полагалось вести себя с тюремщиками.
Аритомо выбрал из стойки лук и протянул мне его на раскрытых ладонях. Лук, сделанный из прессованного бамбука и кипарисового дерева, оказался выше моей головы, когда я поставила его одним концом на пол. Вытянув тетиву на полную изготовку к стрельбе, я боролась с нежеланием лука согнуться, подчиняясь моей воле.
– Не следует применять грубую силу. Сила исходит не от ваших рук, а от земли, она поднимается по вашим ногам, проходит по бедрам, попадает в грудь и – в сердце, – поучал Аритомо. – Дышите правильно. Используйте свой хара, свой живот. Каждый вдох отправляйте глубоко в себя. Почувствуйте, как раздается все ваше тело, когда вы дышите: именно тогда мы и живем, в мгновения между вдохом и выдохом.
Я сделала, как было велено, несколько раз задохнулась, прежде чем добилась некоторого подобия того, чего он от меня требовал. Появилось ощущение, будто я тону в воздухе.
Аритомо приладил стрелу к тетиве лука (на каждую попытку давалось по две стрелы, вторую он держал между пальцев правой руки, пока натягивал лук). Тетиву он натягивал с легкостью, вызывавшей во мне зависть: теперь-то я знала, как трудно это дается. Оперенный конец стрелы был опущен низко, к самому его уху, словно бы лучник прислушивался к дрожанию перьев. Все окружавшее нас сошлось в недвижимом ожидании: капелька росы, зависшая на краешке листа. Он выпустил стрелу, и она попала в центр мишени. Прежде чем расслабить руки, он еще секунду-другую сохранял прежнее положение, лук опустился с невесомостью месяца, прячущегося за горы. Повторив все сначала, Аритомо выстрелил второй раз – и опять точно в центр мишени. Я дернула тетиву, но не сумела воспроизвести услышанный мною звук.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!