Шериф - Владимир Ильин

Два звонка с винтажного проводного телефона: один — водителю, второй — старому другу в Москву. Оба раза его приветствовали с удивлением и непритворной радостью, словно любимого родича, которого мысленно схоронили давным-давно. Встречи намечены успешно. Затем — таблетки, дорогие, вредные, но необходимые, чтобы не ходить по улице качающейся серой тенью. Теперь — подойти к прямоугольнику картины на стене, снять раму, свернуть полотно в трубку и поместить в металлическую гильзу. Движение к шкафу, отодвинуть дверцу вправо, сорвать пленку с любимого костюма, поправить бабочку и золотые запонки. Пиликнул сотовый телефон — водитель ждет.

Роберт улыбнулся себе в зеркало той самой улыбкой, после которой в игре обычно сразу набавляли процентов десять к стартовой цене, чтобы не проторговаться. Теперь он был готов.

На скамейке у подъезда, в тенечке от ветвей раскидистого деревца, несли бессменную вахту три старушки. Казалось бы, в таком возрасте недурно на солнышке старые косточки погреть, а не в тени холодиться — так-то оно так, если бы не компьютерные планшеты в руках старушек. В тенечке-то бликов нет!

— Ты смотри, Никитишна, какая у меня внучка красивая! — Первая старушка мазнула по изображению на планшете пальцем в направлении товарки, отчего страничка перенеслась той на экран.

— Лайк! — одобрительно произнесла Никитишна, нажимая на пиктограмму с сердечком под фотографией. — А вот глянь, мой внучок чемпионат выиграл!

Очередное изображение перекочевало с экрана на экран.

— Лайк! — уважительно сказала ее подруга.

— А какой чемпионат? — подалась вперед третья.

— Дотер он! — гордо ответила Никитишна.

— Ба, да по такому чемпионаты уже? А годочков-то ему сколько?

— Двадцатый идет!

— В двадцать-то уже пора семью завести, а не дотить, — покачала та с сомнением головой.

— Тьфу на тебя, Петровна, ничего ты не поняла, старая.

— Какая я тебе старая! — возмутились в ответ. — Я, между прочим, «В активном поиске»!

— А дед твой про то знает?

— Вот уберет из статуса «Все сложно», пень трухлявый, тогда и поговорим!

— А вот еще моя внученька!

— Лайк! — синхронно выдохнули обе.

В это время к подъезду подкатил длинный черный лимузин и замер недвижно, еле слышно порыкивая мотором. Звук был ненастоящим, потому как все современные машины потребляли только электричество и изначально были бесшумны, но не менее статусным — компании запатентовали звучание «старых» двигателей и включали запись. Ездить же беззвучно запрещал закон.

— «Роллс-Ройс а-эр-шестнадцать-эс», — пропела Никитишна строчку описания в Википедии. — По фотке нашла, — гордо сообщила она удивившимся товаркам.

— Это к кому такой приехал? — задумалась Петровна, рассматривая в социальной сети страничку их подъезда.

В качестве ответа подъездные двери распахнулись, пропуская солидного джентльмена в годах.

— Ла-айк! — по-девичьи восторженно прощебетала Никитишна.

— Что лайк? Ему ж сто лет в обед, старая. А вдруг там внутри — гроб? Смотри, какой автомобиль длинный.

— Робертович, ты куда собрался с раннего утра? — поинтересовались бабушки.

— Обрести семью, — не оборачиваясь, сухо ответил дед и сел в лимузин.

— Ла-айк! — повторила Никитишна и принялась что-то строчить на планшете.

— «Я сексуальная и одинокая…» — прочитала вслух из-за ее плеча Петровна, — «дура старая».

— «Кошечка» там написано! — возмутилась старушка.

— Сначала убери шесть человек из раздела «Внуки», кошка ты гулящая, — отмахнулась подруга.

Под незлобливое переругивание солидный авто выехал со двора, чтобы через некоторое время свернуть в подземную магистраль на Москву.

Где-то за пятым транспортным кольцом, в местечке, которое еще было Москвой, хоть и стояло на самой ее границе, в окружении горделивых высоток робко возвышалась над землей пятиэтажка. Стены древней постройки на треть состояли из штукатурки, прихотливо выглядывающей разными слоями на окружающие улицы. Когда-то в доме проживал кто-то важный, но табличку с его именем, фотографией и годами жизни замуровали при очередном ремонте. Зато знали про историческую важность дома в архнадзоре, чиновники которого каждый раз грудью вставали на охрану реликтового здания и категорически не соглашались на «областной» размер взятки за снос, настаивая на «столичном», потому как тут вам какая-никакая, а Москва! С пропиской и телефонным кодом! По этой причине дом все еще стоял на своем месте, как и сотню лет назад, смущая видом своей крыши обитателей небоскребов.

Люди в доме жили самые разные, незнакомые и совершенно чужие друг другу, словно в настоящей Москве. Но не жители и не историческая ценность делали дом не таким, как остальные.

Целых два этажа постройки были «завернуты» в дорогую плитку под черный гранит, словно низ дома был выдернут из другого здания и приставлен к полуразрушенной постройке снизу. Массивные решетки защищали окна с зеркальной поверхностью, глазки видеокамер подозрительно рассматривали каждую пядь пространства вокруг здания, а между первым и вторым этажом зазывно кричала золотом и роскошью вывеска «ДЕНЬГИ ВОТПРЯМЩАС» с красивой, переливающейся звездочкой в конце названия.

Несмотря на светлый день, двери заведения были закрыты. Рядом с входом изредка останавливались люди, объединенные верой в скорую зарплату и индексацию пенсии, топтались на месте, сжимая в пальцах истрепавшиеся паспорта, дергали ручку дверки, не веря табличке «Закрыто», затем еще раз и только потом устремляли свои надежды и чаяния в другое заведение такого же толка.

Сегодня заведению было не до клиентов. Даже с первого этажа был слышен могучий рев Савелия Рапаповича, хозяина этого и еще десятка кредитных кооперативов. Мощные стены искажали смысл слов, но уже по тону было понятно, что шеф очень сильно не в духе. С каждым раскатом начальственного гнева вздрагивали менеджеры, вздрагивали стекла на окнах, и даже золотая рыбка в аквариуме — уже месяц как мертвая — вздрагивала вместе с поверхностью воды.

Но хуже всего приходилось тем, кто пребывал в начальственном кабинете и из первого ряда внимал монологу босса.

— Два с половиной миллиона двадцать пять тысяч евро! — подсевшим голосом прорычал Савелий, разыскивая на столе, чем бы еще кинуть в трех идиотов-подчиненных.

Полированная столешница посмотрела на него отражением пунцово-красной неприятной рожи с тонкими губами-ниточками, сломанным носом и тщательно выбритой лысиной. Кидать было решительно нечего.

Троица «темных эльфов» зябко поежилась — босс приценивался к столу, решая, сможет ли он его прицельно кинуть или нет, — и с облегчением выдохнули, когда Савелий уселся-таки обратно в кресло.